Бросив лестницу, я попетлял по прилегающим дворам, в конце концов устроившись в закутке у бетонной стены. Раскидистый платан прикрыл от солнца, белый фургон – от посторонних взглядов. Усевшись на асфальт, я оперся спиной о теплую стенку, вытянул гудевшие ноги и закурил последнюю сигарету. И задумался – как меня постигла сия хрень? Началом стал отпуск. А причиной?
Наверно – мой христовый срок. Тридцать три, мать их! Недаром говорят про переломный возраст. Я тоже не избежал всеобщего поветрия, решив подумать за жизнь накануне этой даты. Хотя чего там думать. Про себя я знал и так – баловень. По жизни все валилось на меня само, хотя я с нее ничего такого не требовал – не дотянул трех семэ до метр девяносто, не урод, здоров как бык. Пил и бегал, как лошадь (сейчас только пью). Папа с мамой подарили жизнь, здоровье, а напоследок – поднапрягшись, институт и пять лет веселого студенческого разгуляя.
Девки и пьянки были веселы и беззаботны, преподаватели – нетребовательны. Родина деликатно напомнила о задолженности. И вздохнув, я отдался в суровые армейские лапы. Возможно, кто-то воспринял службу как кару божью. Я – как продолжение чудесного и беззаботного загула, перемежаемого веселым дурдомом и вылазками на природу, в компании численностью до дивизии. Народ матерился, топил танки, рыл окопы и делал еще миллион других глупостей. Мне было весело. Но всему хорошему приходит конец – через положенный срок меня выставили за дверь, заверив, что теперь я готов к жизни.
К удивлению, седой полкан оказался прав – восстановившись и закончив учебу, из института я вышел с умением быстро соображать, когда припрет, и способностью найти общий язык с деканом и дворником. И перепить обоих, если потребуется. Прочие науки пролетели мимо.
Сходив на первое собеседование в агентство, я, скорее по привычке, охмурил лапочку-менеджера. Собеседование закончилось в кроватке, а в благодарность за ночь девчонка «сосватала» меня в хорошую контору.
На тот момент я полагал, что заключил отличную сделку, обменяв кусок жизни на хорошую зарплату. И взялся за тщательное повышение той субстанции, которую столичный глянец именует качеством жизни: жилье, отдых, шмотки, прокачка тела, сдержанный гедонизм (говоря проще – бабы и алкоголь). Отдав этому захватывающему занятию несколько лет и большинство заработанного, я уяснил – вершина лестницы тщеславия восходит выше крыши мира. А приобретаемые удовольствия, несмотря на рост их стоимости с каждым годом, приносят меньше удовлетворения. Даже больше того – платя тысячу зеленых за то, что раньше покупал за сотню, я все чаще задавался вопросом – не лох ли я? Оргазм, как и смесь запахов пота с перегаром, были абсолютно идентичны.