– Свари, – откликнулся бух.
– Неохота возиться.
Миша пожал плечами и задрал голову, разглядывая темнеющее небо. Я закурил, чувствуя, как усиливается желание прилечь. Ужин стал последней каплей.
– Нам слишком везет, – не отрывая глаз от небосклона, сообщил бух в пространство. Я склонялся к тому же мнению, но промолчал – лень.
– Война вместо отдыха? – открыл рот Саша. – Ну ты скажешь…
– Я не про то.
– А про что?
– Отбились, вооружились…
– И что?
– У нас – две царапины, у них – двадцать трупов.
– Пройдись по берегу, – не выдержал я.
– Зачем?
– На наши потери посмотришь. Там их до хрена лежит…
– Это к чему?
– Мало мы гоблинов набили. Счет еще равнять и равнять.
– Предлагаешь задержаться? – донеслось от ярославских.
– Для начала – отдохнуть. – Язык едва ворочался. День был слишком длинным и насыщенным. И еще не кончился. – Пойду прилягу. Когда придет лодочник – я в номере.
Встав с лавки, я поплелся в отель.
Не встретив ни души, я дошел и, толкнув дверь, вошел. Внутри было сумрачно и пусто. Сквозняк ворохнул занавеску. Тонкое запястье смахнуло тряпку, явив медсестру в открывшемся проеме. Черт, я и забыл – у меня же гостья.
В серых глазах мелькнуло выражение шлюхи, разглядывающей девственника.
По хрен. Спать.
Кроссовки и автомат остались у двери. Когда я дошел до кровати, на мне оставались только джинсы. Сев на край, я пару секунд размышлял – снимать – нет? В зад!
Рывком подтянувшись, я улегся в полный рост и, отвернувшись к стене, пробормотал:
– Я вздремну. Сходи пожуй с ребятами. Там, у входа.
В следующую секунду, проваливаясь в сон, я почувствовал, как со спины ко мне прижимается гибкое и решительное тело. Меня перевернули и молча впились в губы.
Секундное замешательство. Горячий, требовательный рот. Я повернулся к ней, чувствуя, как срывается пружина. В голову бухнула кровь. Смыв усталость и мысли, она устремилась вниз, завершая мое превращение в животное. Треск сдираемой одежды, лязг расстегнувшейся пряжки, пронзительный кроватный скрип.
Частое дыхание, рычание, всхлипы – исступленный животный секс. Я вбивал ее в койку. Распятая задыхалась, поглощая мою ярость и страсть.
Тело подо мной напряглось.
– Ааах!
Стон перешел во всхлип. Пальцы впились в спину. Пронзающий толчок и оглушающий, концентрированный, как кислота, эмоциональный выплеск.
Страсть ушла, оставив пустоту. Странно – мне полегчало. Ушла усталость, злость.
Сев на кровати и слыша ее успокаивающееся дыхание, я не знал, что сказать. Пожалуй, сейчас это лишнее.
Поцеловав мокрую щеку, я встал и, стараясь не глядеть в сторону темного на светлом, молча оделся. Неловкое молчание затягивалось.