Трофей пришлось взять вместо пикапа – путь планировался в один конец, а пикапы с пулеметами не растут на деревьях. Хотя он был предпочтительней – джип уступал во всем, кроме мощи.
Рассевшись и прикинув секторы стрельбы, будущие участники автопробега, не сговариваясь, вылезли, принявшись за наведение порядка. Битье триплексов оказалось нелегкой задачей. Японское стекло крошилось и гнулось, не желая сдаваться, в конце концов уступив японской же матери и отечественному упорству. Стоп-сигналы сопротивления не оказали.
Без стекол «Прадо» выглядел забавно.
Мы повторно разместились в салоне. Совсем другое дело! Обзор и обстрел достигли абсолюта. Амбразура на месте лобового стекла так и манила пальнуть. Пробное включение зажигания, вызвавшее тихий рокот движка, не глушило тихий разговор у машины и хруст осколков под задницей.
Пара ярославцев, разместившись сзади, стиснула меж собой сопевший предмет особой заботы в арафатке. Еще один уроженец Верхней Волги, наконец снявший золотой обвес, уселся на место переднего пассажира, пристроив между ног автомат и трубу РПГ. В ходе короткого спора с буйными ярославскими хлопцами мне удалось убедить их вынуть из ствола почти взведенную гранату – пальба из салона обещала быть фатальной. В качестве утешительного приза пришлось загрузить в салон пяток оливковых палок с набалдашниками, с корнем выдрав для этого передний подлокотник. Терминатор, сосватавший их нам, утверждал, что это – осколочные. Не зная арабского и матчасти, пришлось верить на слово. К счастью, танки тут пока не водились.
Хлопнув о чью-то подставленную ладонь, я вполголоса произнес: «Двинули», отпуская тормоз. Качнувшись на «лежачем полицейском», «Тойота» выехала из проезда и, потушив габариты, нырнула в страшноватую темноту.
Могучий движок тащил на холостом ходу, почти не издавая звуков. Шуршание толстых покрышек заглушало тихое урчание мотора. Члены экипажа оживленно вертели головами, вглядываясь и вслушиваясь в экзотический пейзаж. Электричество отключили не везде. Кое-где темнота нарушалась проблесками света и, как оказалось, даже кипела жизнью – далекие звуки арабских мелодий, иногда – чьи-то вопли. Придерживая руль, я вглядывался и вслушивался в темноту, стараясь не задерживаться глазами на редких огнях, пробивающих густую зелень.
Завидев за деревьями молчаливую, темную громаду первого отеля, я притормозил. Восемь этажей здесь и сейчас казались небоскребом. Похоже, брошенным – ни огонька, ни звука. Кажется, появился повод для гордости. Отселение беспокойных соседей означало – у нас появилась репутация. Дорога выглядела обманчиво пустой и безобидной. Черный асфальт, звездное небо и мягкие очертания деревьев обрисовывали четыре плоскости темного коридора, уходящего в бесконечность. Три горевших фонаря бросали косые отблески на дорогу, делая ее полосатой.