– Ну что вы все заладили… Давай, кайся быстрее – коньяк стынет, – великодушно улыбнулся «его величество».
– Обворовывал я тебя, Игоревич, – потупившись, забормотал Михалыч. – Драгметаллы всякие размножал в Корабле и налево толкал. До поры все сходило, а на стержнях тех платиновых – погорел…
– Ну ты даешь! – расхохотался Александр. – Думаешь, ты один такое делал? Ерунда это на постном масле на фоне тех дел, что мы вместе делали, да того времени, что ты со мной. В общем, не болтай ерунды. Я тебя прощаю сразу за все – за прошлое и за будущее. Вставай – хватит казенные штаны протирать! Давай выпьем и забудем.
– А бог? – глухо спросил Семецкий, не делая попытки встать с колен.
– Что бог?
– Бог простит?
– Ну, как он – не знаю, – рассмеялся Саша. – По этому поводу не ко мне, а к патриарху…
С улицы донесся гулкий удар колокола – куранты начали отбивать время. Александр прервался на полуслове и сделал шаг к окну.
– Прости меня, Александр Игоревич, – снова раздалось из-за спины.
– Да что ты заладил? – уже с некоторым раздражением повернулся Саша к кающемуся. – Я же сказал тебе…
Что-то с силой, будто молотком с размаху, ударило его в грудь, перехватив дыхание. Он инстинктивно схватился рукой за то место, откуда волнами раскатывалась по телу боль, увидел обильно струящееся по пальцам красное, поднял глаза на все еще стоящего на коленях друга, на большой пистолет у него в руке и только сейчас понял, что звук, почти слившийся с ударом в грудь, – выстрел.
– Ты чего? – недоуменно пробормотал он непослушным уже языком, делая неловкий шаг навстречу.
Но все уже плыло перед глазами, распадаясь на тысячи черных точек, стремительно сливающихся вместе и застилающих свет…
Он уже не почувствовал второй пули, разорвавшей горло, не услышал выстрела, не увидел, как разлетаются двустворчатые двери кабинета, как под ударами гвардейцев падает мелко крестящийся Семецкий, выронивший пистолет сразу после второго выстрела…
Он ничего уже не слышал и не видел, стремительно падая в бездонную черноту…
* * *
– Что случилось?
Саша был в знакомом ему до мелочей «хранилище памяти».
В знакомом и незнакомом.
Фигуры, окружающие его, были неподвижны, тусклы и безжизненны, царила гробовая тишина и даже запах… Пахло неожиданно для этого места – какими-то цветами. И это было тоже очень, очень необычно.
Александр попробовал погрузиться в ближайшую из фигур, и та с заминкой, будто нехотя, приняла его, выдав одно из недавних воспоминаний. Но куда делась глубина? Куда пропал «эффект присутствия»? Воспоминание походило на старый черно-белый фильм, проецируемый через мутный объектив на потрескавшуюся, кое-как побеленную стену.