Мисс Бригмор считала свой поступок правильным. Она энергично шагала по дороге к коттеджу, думая о том, что короткий разговор, даже, скорее, монолог за завтраком свел на нет ее почти пятнадцатилетний труд. Конечно, ей хорошо заплатили — учитывая всю доброту и терпимость по отношению к Барбаре, надо признать, более чем хорошо. Но деньгами всего не измеришь, существуют такие вещи, как лояльность и уважение, а в них ей отказали.
Почему, спрашивала она себя, вся ее жизнь состоит из неудачных попыток? Если не считать личных желаний, то она почти не получала удовлетворения от тех, на кого работала всю жизнь.
— У-у! Вы неважно выглядите, — первое, что сказала ей Мэри. Потом служанка добавила: — Вы сегодня рано.
— Голова болит, — объяснила мисс Бригмор, — я отпросилась. Можно мне чашку чаю покрепче?
— Да, конечно, сию минуту. Но если вы спросите меня, то вам требуется нечто большее, чем просто чашка чаю. Я уже сто раз повторяла, вам надо как следует отдохнуть.
— Как они уехали, спокойно? — проигнорировав пожелания Мэри, спросила мисс Бригмор.
— Да, но не сказать, чтобы без спора.
— Спора, по поводу чего?
— Ну, Майкл говорил, что не может задерживаться так долго, он пообещал вернуться к двум часам, что-то вроде этого. Вы же знаете, она ожидала, что он отвезет ее в Эллендейл! Ну, не волнуйтесь за нее, пойдите присядьте, ноги положите повыше, а я принесу вам чай.
Мисс Бригмор поднялась наверх и сняла верхнюю одежду, потом опустилась на табурет перед трюмо и стала задумчиво разглядывать себя в зеркале. Мэри была права: ей требовалась перемена, требовался отдых, она уже не так молода, почти шестьдесят. Конечно, никто не даст ей ее возраст. Несколько седых полос удалось вполне успешно подкрасить холодным чаем, и теперь их почти не отличишь от остальных, темно-русых. Кожа лица чистая, и хотя щеки частично потеряли округлость, морщин совсем мало, только в уголках глаз, и две вертикальные линии над верхней губой. Более того, фигура у нее по-прежнему стройная и подтянутая. Нет, никто не догадается, что ей под шестьдесят. Она может сойти за пятидесятилетнюю или даже более молодую женщину... Правда, это только внешне. В душе же мисс Бригмор ощущала в данный момент свой истинный возраст, а еще — одиночество, жуткое одиночество... Такой острой тоски она не испытывала с того дня, как в кабинете Томаса прогремел выстрел и, вбежав, она нашла его лежащим на столе. Вот тогда Бриджи осознала, что значит быть одной, поскольку никто не понимал ее так, как Томас, никто не знал настоящую Анну Бригмор. Только ночью в его объятьях она была Анной, днем же оставалась мисс Бригмор, даже для Томаса, они еще шутили по этому поводу. Но теперь она была мисс Бригмор для всех; мисс Бригмор, Бриджи, Генеральша — и особа, которая жила в коконе. Такие уничижительные слова можно было простить, поскольку они прозвучали из уст молодой девушки, но все равно больно ранили и заставляли отгораживаться ото всех.