И верно – не осталось: Владыка Лезмет – трус и пьяница, над слабостями которого потешаются все соседи, а крейговские Владетели, служа такому Владыке, и сами уже оборотились в ничтожества: ищут лишь княжеских милостей, позабыв и о чести, и о справедливой памяти для павших собратьев…
От горьких мыслей Ставгара отвлекла лёгшая на плечо рука – обернувшись, Бжестров увидел перед собою Кридича. Тот же, поймав его взгляд, понимающе улыбнулся:
– Не унывай, Бжестров, – вода камень капля за каплей точит. Если не будем отступать от своего, то добьёмся для Ирташей справедливости, пусть и придется для этого год потратить… А Владыка пусть лучше буйствует, ведь если он при упоминании Ирташей сердится, значит, чувствует свою вину, а мы ему совестью будем…
Ставгар на это увещевание согласно кивнул, хотя на душе у него было по-прежнему горько – утешало лишь то, что, вернувшись в Ильйо, он сможет увидеть Энейру, поговорить с ней… Да не тут-то было! В доме сестры Бжестров нашёл лишь письмо из Дельконы, в котором сообщалось, что травница Эрка, на самом деле являющаяся Энейрой Ирташ, взята под покровительство Малики – с нею всё хорошо, но в ближайшее время её лучше не беспокоить… Последнему предостережению Ставгар, конечно же, не внял: уже на следующий день, едва свидевшись с родными, он гнал коня по направлению к Дельконе, вот только храм Малики оказался неприступнее иных крепостей – Ставгар просил заправляющих храмом жриц о свидании с Энейрой почти десять дней, но добился лишь того, что его соблаговолила принять Матерь Вериника, вновь повторившая ему те же слова, что были сказаны в письме…
– И всё же – почему я не могу увидеть Энейру? – переведя дыхание, Ставгар вновь начал очередной, уже почти безнадёжный приступ, и Старшая покачала головой:
– Потому что сейчас не самое лучшее время для подобной встречи. Ты ведь знаешь, что она пережила?
– Да… – Ставгар поднял склонённую было голову и вновь заговорил, стараясь сдержать внутренний жар: – Она потеряла мужа, а год назад – и свою дочь… Поверьте, Матушка, – я ничем не обижу Энейру Ирташ, но умерю её скорбь.
– Сколько лет прошло, а вы, мужчины, не меняетесь. – Матерь наконец-то соизволила улыбнуться, из-за чего её крошечное, покрытое морщинами лицо сморщилось ещё больше. – Я, верно, удивлю тебя, Бжестров, но далеко не всё в этом мире лечится объятиями и поцелуями. Ты слишком переоцениваешь силу своих ласк…
Это была уже явная насмешка – сорвись сейчас Ставгар из-за подпущенной жрицей шпильки, и Матерь Вериника могла бы с чистой совестью закончить слишком уж затянувшийся, бесплодный разговор, но Бжестров, проглотив насмешку, смиренно опустил голову и глухо произнёс: