Рэдлин же, еще раз обложив ругательствами лесных стрелков, оборотился ко мне:
– Давайте оставим расспросы на потом, госпожа, и поторопимся. Скоро стемнеет.
Я не стала перечить амэнцу, ибо и сама хотела оказаться как можно дальше от этого места. Знака смерти я на «карающем» не заметила, но это не значило, что нам с ним ничего не грозило. Размышляя, я невольно запнулась на слове «нам» и невесело улыбнулась. Сейчас мне и Рэдлину грозила одинаковая опасность – глупо было бы думать, что разбойники, убив «карающего», решат пощадить меня. Плащ жрицы далеко не всесилен…
Мои опасения и недобрые предчувствия очень скоро воплотились в жизнь: всего через два поворота лесную дорогу нам с Рэдлином перегородило срубленное дерево. Мой попутчик тихо ругнулся и только было собрался поворотить коня, как из придорожных кустов, преграждая нам путь, высыпали люди.
Ненавистники «карающих» сильно разнились между собой как внешностью, так и вооружением. Несмотря на бороды, я легко рассмотрела среди них обладателей как крейговских, так и амэнских черт, а их оружием были как рогатины с дубьем, так и мечи. Одежда же разбойников отличалась редкой пестротой: зачастую пару латаным-перелатаным штанам составляла богатая, украшенная шитьем куртка или добротные сапоги. А вот слой грязи был одинаков и на обносках, и на снятом с чужого плеча великолепии…
Пока эти наблюдения вихрем пронеслись в моей голове, разбойники времени не теряли. Один из них, напяливший поверх засаленной бархатной куртки нагрудник «карающих», выступил вперед и заявил:
– Госпоже не следует нас бояться – в нашем лагере она будет дорогой гостьей, а вот тебе, «карающий», стоит вспомнить отходную молитву. Она, кстати, короткая.
Рэдлин промолчал, и я, покосившись на него, заметила, что амэнец то и дело посматривает на придорожные кусты. Сообразив, что ратник пытался просчитать, сколько лучников осталось в засаде, я вновь посмотрела на заговорившего с нами душегуба. Слово «дорогой» он произнёс с такой откровенной насмешкой, что о намерениях сгрудившихся вокруг нас разбойников догадаться было легче лёгкого. Когда речь шла о жизни служителей, храмы предпочитали дать откуп и лишь потом – воевать. Разбойники рассчитывали получить плату за мою кровь, да только я с их решением не была согласна…
Между тем разбойник, не видя сопротивления, совсем осмелел: сделав ко мне еще один шаг, он попытался ухватить мою кобылу за повод. Медлить дальше не имело смысла, и я, заставив свою смирную лошадку встать на дыбы, уже через миг послала её вперед.
Столкновение с конской грудью стало для душегуба полной неожиданностью – он лишь успел взмахнуть руками и повалиться прямо под лошадиные копыта, но прорваться сквозь разбойников мне не удалось: один из них, вцепившись в плащ, попытался сдёрнуть меня с кобылы. Стараясь удержаться в седле, я крепче сжала ногами лошадиные бока, но тут второй нападавший вцепился мне в левую ногу. От его прикосновения меня передёрнуло, а травнический нож, будто бы ожив, казалось, сам прыгнул в руку. Я, не глядя, полоснула держащего меня разбойника по пальцам. Остро отточенное лезвие разрезало людскую плоть не хуже, чем стебли растений, – из образовавшихся ран тут же хлынула кровь, и нападавший с криком: