Пока разбойник поминал всех предков «карающего» до седьмого колена, тот повернулся ко мне и прошептал:
– Наш глава успеет – я верю…
У меня такой уверенности не было, но моё отчаяние или слёзы вряд ли бы сослужили сейчас добрую службу, поэтому я не стала посвящать Рэдлина в свои сомнения и страхи. Лишь посмотрела в сторону смутно белеющих во мгле остатков своей сорочки и прошептала:
– Мокрая ткань немного защитит от дыма.
Рэдлин ответил мне одобрительным хмыканьем.
– Хорошо, что ты об этом вспомнила, госпожа. Тем более что и вина у меня ещё вдоволь…
Между тем главарь разбойников, закончив браниться, велел своей ватаге стаскивать к кромлеху хворост. Часть душегубов встретила его слова одобрительным гулом, но двое или трое заметили, что подобное самоуправство может прийтись не по вкусу Седобородому.
Упоминание Хозяина Троп несколько сбавило разбойничий пыл, но главарь немедля заметил, что именно мы, укрывшись в кромлехе, потревожили Седобородого, а значит, с них все взятки гладки. Это умозаключение успокоило разбойников, и они начали подносить сучья к входу в кромлех.
Вслушиваясь в их шаги и хруст подволакиваемых к кромлеху веток, я продолжала хранить молчание, хотя на душе у меня было холодно и пусто. Смерть от удушья тяжела, но та участь, которая ожидала нас с Рэдлином, если мы просто потеряем сознание в дыму и разбойники доберутся до нас – беспомощных и беззащитных, была еще горше. Мне предстояло стать многодневной забавой для разозленных преследованием и непокорством добычи душегубов, а «карающий» будет медленно умирать от пыток.
Пока я боролась с заполняющим душу отчаянием, Рэдлин тоже не произнес ни слова, но потом он вдруг вздохнул и тихо, так, чтобы нас не расслышали снаружи, произнёс:
– Видно, я и вправду сглупил… Прости, госпожа, – поступи я по-другому…
Так и не договорив до конца, Рэдлин снова вздохнул, и тут над поляной разнеслось громкое, сердитое карканье. Странно, но оно точно бы вселило в меня угасшую было надежду, тем более что у разбойников работа сразу же встала – по крайней мере, я больше не слышала их шагов, а потом кто-то произнёс:
– Седобородый гневается – вестника послал…
– Да какой это вестник – просто глупая птица решила поорать некстати!.. – Главарь старался говорить уверенно и смело, но я всё же смогла уловить в его голосе затаённый страх. Другие его тоже почувствовали – во всяком случае, после слов главаря никто не взялся за брошенную было работу, и он, чувствуя, что его не слушают, накинулся на птицу:
– А ну, улетай отсюда, зараза чёрная! Сгинь и пропади!