Чем я лучше ненасытной белуги с верхнего этажа? Разыгрывал из себя благородного влюблённого рыцаря, а сам при первом удобном случае удовлетворял свою похоть. Как это уживается в одном человеке? Эти ночи с Зирин оказались явью, то есть вся эта камасутра происходила в действительности. Я оказался настолько внушаем, нет, что греха таить, я и сам этого хотел сознательно и подсознательно, а Зирин, обладающей гипнотической способностью, осталось только взять меня магией чар, тембра голоса, женским ведовством, каким она владеет в совершенстве. Но днём чары не действовали, и я решил, что это всё сон, наваждение, моё бурное воображение, что ещё сказать. Видимо, мне это нравилось. Да не видимо, а я хотел этих оргий! И винить надо не Зирин, а меня. Как мне надоело моё самокопание и самоедство. Радует то, что я не настолько моральный урод. Отгородился стеной сам от себя, не веря в происходящее, обвиняя во всём обстановку, и такого откровенного без жеманства и ханжества желания женщины быть со мной. Мне, видимо, был нужен этот опыт психологический и физический, чтобы утвердиться, увериться в том, что я могу любить только Алкиону, соответствовать формуле любви, а не довольствоваться только одной её составляющей. И нежелание днём признавать, что происходило с Зирин ночью, надеюсь, важно для утверждения в этом. Но я люблю Алкиону.
Так я размышлял, уже спокойно раскладывая свои вещи на прежние места, после ухода Зирин.
Выяснилось, что Никос с Алкионой были в отъезде, а я, так занятый своими чувствами, своими творениями, забыл, что они предупреждали меня об этом ранее.
После того инцидента с одним портретом я в большей мере переключился на другой, который, слава богу, был мной надёжно спрятан и доставался только во время работы с ним, за плотно закрытыми дверями и занавешенными шторами.
Я не осознавал, что говорю с портретом, я хочу, чтобы то, что я создаю, существовало на самом деле.
Мазок за мазком меня соединял с ней – Алкионой, я не заметил, как мои уста, словно заклинание, твердят одни и те же слова, и слёзы сострадания капают на палитру, смешиваясь с красками:
Если бы моя любовь без скальпеля и лекарств вернула тебе твою красоту.
Если бы все недуги, доставляющие тебе физическую и душевную боль, перешли на меня.
Если бы я мог всегда быть с тобой рядом и быть тебе опорой, я стал бы совершенно счастливым человеком, а главное, если бы мог сделать счастливой тебя…
Я почувствовал, как невидимые атомы моей любви впитывают в себя боль возлюбленной, ещё более увеличив свой пульсирующий поток, захватывая всё пространство в пас и вокруг пас, в упоительный, обоюдный мир двух уже нерасторжимых друг от друга возлюбленных…