Листопад (Никонов) - страница 17

...Правый четвертый... левый пятый... левый шестой... правый пятый...шестой, седьмой... левый седьмой...

Последний выстрел прозвучал, когда Ковалев уже почти добежал до стены здания.

- О-ля-ля! Браво! - Козлов подбежал к стене и собрал листки, пересчитал. - Как всегда великолепно, Николай Палыч. Экий вы право, молодец. Одиннадцать из четырнадцати!

- Неплохо для учителя словесности, - похвалил себя штабс-капитан не скрывая удовольствия, бросил левый наган Козлову.

Поручик поймал наган.

- Пойдемте стволы чистить, Николай Палыч.

- Где же вы так обучились? - с нескрываемым уважением спросил Резуха.

- Если уж делаешь какое-то дело, так лучше делать его хорошо. После первого ранения в ногу, в госпитале кто-то притащил два ящика нагановских патронов, и мы от нечего делать целыми днями скандалили. С правой, с левой, с обеих. Когда смог ходить и бегать - на ходу, на бегу. В отпуске потом много стрелял. Правда, в тылу с патронами было сложнее... Ну и на фронте, разумеется, тренировался. На фортепиано играть разучился, на пистолетах научился. Собственно, наука нехитрая. Сплошная практика, стрелять надо больше. Чувствовать оружие, что опять-таки дается практикой.

Когда они с Козловым остались одни, Ковалев сказал:

- Кстати, Олег, с тебя полбутылки.

- Полбутылки чего?

- А того, что тебе Резуха проспорил.

Козлов засмеялся:

- Хитер ты, Николай Палыч. Но с этого жмота малоросского еще получить надо.

- Получишь, - сказал Ковалев по одному отправляя в барабан патроны взамен расстрелянных, - ты парень настырный.

= x x x

Крестовская.

Вчера я напилась и блевала.

Мы нажрались с Сидоровым и этим матросом (не помню как его имя) какой-то бурды, сивухи. Сволочь Сидоров принес. Где берет?

Я вчера подкалывала его:

- Если будешь приносить еще такую дрянь, напишу на тебя товарищу Ленину. Он, говорят, строг к алкоголикам. Пропьете революцию. Посадит он тебя на кол, Сидор ты вонючий.

Но лучше такая сивуха, чем просто брага без перегонки.

Вчера этот слизняк ничего не смог сделать. Хорошо хоть матрос оказался стоящим. Залудил мне до самых печенок. Но я была пьяна. Никакого удовольствия. Он называл меня ведьмой. Все называют меня ведьмой. Предрассудки.

Хотя, по честному, у меня бабка по матери, говорят, была колдуньей. Я в нее. Кровь она заговаривала. Могла порчу навести, сглаз сделать. Травами односельчан лечила. Могла глазами своими черными упереться и усыпить теленка или даже человека. Я читала, это называется гипноз.

Я замечала за собой, что тоже могу влиять на людей, подавлять их волю. И мне это нравится. Ну а остальное бабкино - заговоры, порча и так далее чепуха, ясное дело. Опиум для народа, как говорит Ленин. Мы бы сейчас моей милой бабке быстренько в ЧК мозги прочистили, чтоб не разводила религию и поповщину...