– Магазин пока закрыт, – произнес он.
– Меня не интересует покупка картин.
– Чем я могу помочь, офицер?
– Я хотела бы поговорить с Вами о Синди Дженкинс и Табите Митчелл.
На его лице мелькнула озадаченность.
– Не припоминаю эти имена.
– Вы уверены? Потому что обе девушка брали занятия в этой студии, а теперь они мертвы. Может Вы хотели бы пересмотреть свое заявление? Я могу войти?
Во время затянувшейся паузы, Ланг оглядел студию, посмотрел на компьютер, а затем снова на улицу.
– Да, – ответил он, – но только на минутку. Я очень занят.
В студии было прохладно, видимо, на кондиционерах был настроен таймер, который включал их до прихода посетителей. Ланг бросил сумку на стол, сел в большое черное вращающееся кресло и повернулся к Эйвери. Ей присесть он не предложил. В комнате было несколько мягких кресел, но она продолжала стоять.
– Синди Дженкинс и Табита Митчелл, – сказала она.
– Я же ответил, что не знаю их.
– Они занимались здесь.
– Тут много кто занимается. Могу я приступить в своим делам?
– Почему Вы не проверите их в базе данных?
Он покраснел.
– Эти файлы обычно удаляются, – ответил он.
– Серьезно? Вы не храните имена и адреса клиентов, чтобы рассылать им флаеры и другую рекламу? Сложно в это поверить.
– Мы храним адреса и имена, – сказал Джон, – но документы, которые мы использовали при их поступлении в классы, уничтожены, поэтому я не могу уделить Вам время.
– Вы лжете, – произнесла она.
– Вы в чем-то меня обвиняете? – спросил он.
– Вы совершали преступление?
– Точно нет.
Он не убедил ее. Что-то в его речи, во взгляде и в том, что он отказался включать компьютер, было не так.
– Как долго Вы работаете здесь? – спросила она.
– Пять лет.
– Кто нанял Вас?
– Кайл Уилсон.
– Он в курсе, что Вас обвиняли в сексуальных преследованиях?
Щеки Ланга покраснели от стыда и он заплакал. Он приподнялся повыше на стуле и злобно посмотрел на нее.
– Да, – ответил он. – В курсе.
– Где Вы были в субботу вечером? И в среду?
– Дома, смотрел кино.
– Кто-нибудь может подтвердить это?
Ланг практически затрясся от гнева, будучи на грани срыва.
– Как Вы смеете? – прошипел он. – Что Вы пытаетесь доказать? Я искупил вину за прошлое. Я был в тюрьме, я ходил к психологу, выполнял общественные работы и получил клеймо сексуального насильника на всю жизнь. Я стал лучше, – сказал он, немного расслабившись, и слезы потекли рукой. – Я изменился. Все, что я прошу, это чтобы ваши люди оставили меня в покое.
Он что-то скрывал. Эйвери чувствовала это.
– Вы убили Синди Дженкинс и Табиту Митчелл?
– Нет!
– Включите компьютер.
Перепуганное и трясущееся лицо сказало Эйвери все, что ей нужно было знать.