Сабриэль проследила направление его взгляда: то, что она приняла за посевы, на самом-то деле – ил и вода, тепловатая кашица там, где некогда были плодородные поля. Ветряки, питающие насосы, замерли неподвижно, трехлистные лопасти, все еще венчающие собою грубо сколоченные башенки, не вращались, хотя с моря задувал соленый ветер.
– Но ведь на насосы были наложены заклинания Хартии! – воскликнул Оселок. – Чтобы поворачивались по ветру и работали бесперебойно…
– Людей в полях нет – по эту сторону деревни ни души, – добавил Моггет. Глаза его видели зорче, чем Сабриэль могла бы даже с подзорной трубой.
– Камень Нестоува, по-видимому, разбит, – холодно проговорила Сабриэль, поджав губы. – И ветер отдает смрадом, я это чую. В деревне мертвые.
– На лодке мы доберемся до Белизаэра быстрее всего, я ведь мореход не из худших, – сказал Оселок. – Но если там мертвые, не лучше ли нам…
– Мы спустимся вниз и раздобудем лодку, – твердо объявила Сабриэль. – Пока солнце еще высоко.
Через затопленные поля вела тропа, но теперь она ушла под воду: глубина здесь была по щиколотку, местами попадались коварные провалы по колено. Только насыпные каналы высоко поднимались над солоноватой водой, но все они вели на восток, а не к деревне, так что Сабриэль с Оселком вынуждены были пробираться вброд по тропе. Моггет, понятное дело, не шел, а ехал: он разлегся на плечах Сабриэль, как песцовый воротник.
По воде, и грязи, и ненадежной тропе быстро не пошагаешь. За час путники прошли меньше мили и выбрались из воды у начала подъема на скалу, где наверху угнездилась деревня, уже после полудня, куда позже, чем хотелось бы Сабриэль. По крайней мере, хоть небо чистое, подумала про себя девушка, глянув вверх. Зимнее солнце неяркое, палящим его не назовешь, и все-таки большинство мертвых на свет не вылезет.
Тем не менее приближались путники к деревне осторожно, взявшись за мечи, а Сабриэль еще и за колокольцы. Тропа вилась вверх, в скале были вырублены ступени, тут и там укрепленные кирпичом и цементом. Сама деревня на вершине утеса представляла собой всего десятка три уютных кирпичных домиков, крытых деревянной черепицей. Одни были выкрашены в яркие цвета, другие неброские, третьи – просто серые, потрепанные непогодой.
Вокруг царила мертвая тишина, нарушаемая разве что завываниями ветра да скорбными криками чайки с небес. Сабриэль и Оселок придвинулись друг к другу и почти плечом к плечу прошли по главной улице, с мечами наголо, скользя взглядом по запертым дверям и закрытым ставнями окнам. Оба чувствовали себя неуютно и тревожно – неприятное зудящее покалывание расползалось вверх по позвоночнику к затылку и к знаку Хартии на лбу. А Сабриэль еще и ощущала присутствие мертвых – меньших мертвых, которые прятались от солнечного света где-то неподалеку, в домах или в подвалах.