Несколько секунд спустя движение замедлилось и взгляду явились знакомые строения Уиверли: кузница, она же по совместительству механическая мастерская, трактир, нарядный домик констебля с синим фонариком. Все эти картинки были Сабриэль хорошо знакомы. Девушка велела себе сосредоточиться: наверняка ведь «глаз», показав ей ориентиры, теперь быстро сместится в неведомые ей части Анцельстьерра.
Но картинка по-прежнему двигалась очень медленно. Со скоростью пешехода «глаз» проскользил через деревню и, свернув с дороги, проследовал вдоль верховой тропы к лесистому холму под названием Привал. Красивая возвышенность, ничего не скажешь, – тут раскинулась плантация пробковых деревьев, среди которых встречались по-настоящему древние. Единственной здешней достопримечательностью было прямоугольное каменное строение на вершине холма, какое-то древнее захоронение… ах, значит, это оно и есть… Картина изменилась, теперь изображение сфокусировалось на гигантских серо-зеленых камнях, квадратных и хорошо подогнанных друг к другу. Относительно недавний новодел, как Сабриэль запомнилось по урокам краеведения. Этим искусственным руинам чуть меньше двухсот лет. Она даже как-то раз собралась туда прогуляться, но в последний момент отчего-то передумала…
А картинка снова изменилась – словно провалилась сквозь камень, канула вниз сквозь скрепляющий камни раствор, зигзагами запетляла между каменных блоков и оказалась в самой глубине – в темной погребальной камере. На мгновение ледяное оконце потемнело, но тут же вспыхнул свет. В камере покоился бронзовый саркофаг, по металлу прихотливо вились письмена Свободной магии – искаженная пародия на знаки Хартии. «Глаз», старательно избегая этих движущихся письмен, пронзил бронзу. Внутри лежало тело – живое тело, спеленатое Свободной магией.
Видение сдвинулось, с трудом, дергаными рывками сместилось к лицу погребенного. В фокусе проступили черты, отнюдь не лишенные красоты, – так Керригор выглядел при жизни. А еще человеческое лицо Рогира явственно свидетельствовало о том, что они с Оселком – сыновья одной матери.
Сабриэль не отрывала глаз от ледяной поверхности: сходство между братьями отталкивало ее и завораживало; и тут изображение резко затуманилось, стремительно закружилось, растеклось серыми сумерками; послышался шум воды. Смерть. Что-то огромное и страшное шло вброд против течения – неровно вырезанный кусок тьмы, бесформенный, безликий, только два глаза горели потусторонним пламенем. Чудовище, похоже, заметило ее в ледяном окне и неуклюже подалось вперед, две его лапищи, точно грозовые тучи, потянулись к ней…