– Туман… туман почти у ворот, – выпалила она, даже не пытаясь изображать невозмутимое спокойствие.
– Знаю, – сдержанно отозвался Хорайс. – Стрелял передовой пикет. Шестеро рядовых и капрал.
Сабриэль кивнула. Она уже почувствовала их смерти, каждую – словно удар в солнечное сплетение. Сабриэль пыталась притупить свои чувства, заковать сердце в непробиваемую броню, чтобы не замечать потерь. Нынче ночью смертей будет еще немало.
Внезапно она ощутила смерть, но не угасание чьей-то жизни, а смерть, идущую по земле. Сабриэль резко выпрямилась и воскликнула:
– Полковник! Солнце село – и они идут, идут впереди тумана!
С этими словами она выхватила меч, мгновением позже сверкнул клинок полковника. Солдаты, устанавливающие проволочные заграждения, оглянулись, содрогнулись и опрометью кинулись к крыльцу и в холл. По обе стороны двери боевые расчеты из двух человек устанавливали тяжелые пулеметы на треногах, положив мечи на только что возведенные защитные укрепления из мешков с песком.
– На втором этаже, готовьсь! – проорал Хорайс, и над головой Сабриэль прогрохотали пятьдесят винтовок.
Краем глаза она заметила, как двое разведчиков вышли наружу и встали позади нее с луками наготове, положив стрелы на тетивы. Девушка знала: при необходимости они тут же втянут ее внутрь…
Напряженную тишину нарушали только привычные звуки ночи. В кронах раскидистых деревьев за стеной школы поднялся ветер, небо потемнело. Застрекотали сверчки. И тут Сабриэль услышала – могучим хором скрежетали мертвые суставы, лишенные хрящей, глухо топали мертвые ноги, кости, как гвозди, сухо постукивали друг о друга в омертвелой плоти.
– Подручные, – с ужасом проговорила она. – Сотни подручных.
При этих ее словах плотная стена мертвой плоти ударила в железные врата и мгновенно их опрокинула. Повсюду замелькали лишь отчасти человекоподобные силуэты, они бежали к входу, а из раззявленных мертвых ртов раздавалось бульканье и шипение – жуткая пародия на боевой клич.
– Огонь!
За долю секунды после того, как отзвучал приказ, Сабриэль успела испугаться не на шутку, что орудия не сработают. Но тут загрохотали винтовки, пулеметы взревели жутким лающим ревом, красные трассирующие пули полетели вперед, рикошетом отскакивая от мостовой в безумном всесокрушающем узоре. Пули разрывали мертвую плоть, дробили кости, сшибали и опрокидывали подручных, но те все шли и шли до тех пор, пока, – в буквальном смысле слова разорванные на куски и клочья – не повисали на колючей проволоке.
Стрельба замедлилась, но не успела она стихнуть совсем, как докатилась новая волна подручных – они ковыляли, ползли, бежали сквозь ворота и, оскальзываясь, переваливали через стену. Их были сотни и сотни, они надвигались такой плотной массой, что сминали проволоку и шли дальше, пока последних из них не смели пулеметы у самого крыльца. Некоторые, еще сохранившие в себе жалкие остатки человеческого разума, отступили и угодили в гигантские каскады белого пламени от фосфорных гранат, брошенных со второго этажа.