Люди одной крови (Евтушенко) - страница 3

– Ничего не говорят, – успел буркнуть Поляков.

– Как ты можешь толковать им о морали? – не обратив внимания на реплику комбата, продолжал подполковник. – У тебя просто права такого нет. И не будет, пока ты не прекратишь это безобразие. Сиди! – прикрикнул Рыжкин. Он снова прошёлся по комнате. Сменил тон. – В конце концов, давай посмотрим с другой стороны. Тебе давно пора полком командовать. Ты ж кадровый. У тебя за плечами и финская, и Бессарабия, и воюешь с первого дня войны. И хорошо воюешь. Да кто ж тебе полк даст при таком моральном облике? Или думаешь, война всё спишет? Я представление на комполка на тебя не подпишу. Не имею права. Как начальник политотдела и как коммунист. Хотя знаю: командир ты бы был хороший. Всё в тебе есть! Но не могу. А ты думал, как тебя сын после войны встретит? Что ты скажешь ему? И что жене скажешь? – Он покрутил пальцем перед носом Полякова. – Нет, война всё не спишет. Нет у неё такого права. Люди должны оставаться людьми. И на войне тоже. И жене твоей там, под немцем, нелегко живётся. Если жива ещё. Только мыслями о муже, небось, и держится. – Помолчал. Снова повысил голос: – А муж тут за другую юбку держится! Ну, кавалер, скажи что-нибудь в своё оправдание.

Он сел за стол, подперев голову руками. Уставился на Полякова. Тот молчал. Какое-то время так молча они и смотрели друг на друга. Первым не выдержал Рыжкин.

– Ну, комбат! Говори, говори! Я слушаю.

– Не в чем мне оправдываться. Люблю я Наталью. И всю жизнь любить буду. Это не шуры-муры. Тут уж ничего не поделаешь. А семья… Это совсем другая история.

И так эти слова были сказаны, что задели Рыжкина за живое. Что-то почудилось ему в них настоящее, жизненное, мужское. И горькое.

«Вот она, жизнь, – подумал он. – Видно, не всё так просто. Я-то думал, загулял лихой комбат. А не похоже». Он молчал, задумчиво крутил ложку в кружке с остывшем чаем, поглядывая на Полякова. Тот тоже не спешил. Обычно порывистый и шустрый капитан притих. Он думал о своём. О том, как лихо и весело всё начиналось, как быстро женился, служил, а теперь вот сидит в этой избушке под Сталинградом, думает о скором наступлении и не знает, что ответить немолодому Рыжкину. Кроме того, конечно, что уже сказал. А с Натальей он будет до смерти. Это уж точно. Да и смерть… Кто знает, где она поджидает его? До неё, как в той песне поётся – четыре шага.

Рыжкин, наконец, прервал молчание. Тон снова обрёл участливый, отеческий.

– Ладно, не дуйся. Что там за другая история с твоей женитьбой? Расскажи, если, конечно, хочешь. Насиловать не могу. А время есть. Может, чем и помогу. Я старый, много чего в жизни повидал.