По мере приближения к цели Кутузов всё обдумывал способ уничтожения дзота. «Интересно, как у них там, в этой землянке, с вентиляцией? Труба в крыше, или с открытой дверью воюют? Лучше бы труба. Милое дело. Ладно, посмотрим». Так, прикидывая в уме способ действий, Михаил добрался до линии дзота. «Сейчас, – решил он, – спешить совсем не надо. Если воюют фрицы с открытой дверью, то должны тылы охранять. Хоть время от времени выглядывать будут». Теперь он, преодолев несколько метров, замирал, внимательно приглядывая за тыльной частью огневой точки. И не зря. Вскоре там показалась фигура солдата. Кутузов не шевелился. А когда тот исчез, он продвинулся чуть вперёд и взял дверь на прицел. Расстояние до дзота было не более пятидесяти метров. «Не промахнусь», – с удовлетворением подумал он, успокоил дыхание и стал ждать. В дзоте, видно, нервничали. А то: линии обороны уже не было – сбежали. Один их дзот и держался. Боязно. Вскоре в проёме двери показался солдатик. Именно солдатик. Кутузов разглядел его безусое в прыщах лицо. Жалости не было. Он даже подумать ни о чём не успел – нажал на спусковой крючок. Хлопнул выстрел. Фашист упал. Кутузов быстро передёрнул затвор – вдруг выскочат на помощь? Но, видно, народу в дзоте было раз-два и обчёлся. Убитого за ноги затащили вовнутрь, и дверь захлопнули. Тут уж не зевай: Мишка вскочил на ноги и что есть мочи бросился к огневой точке. Шагов за десять увидел трубу, на ходу выхватил из-за пазухи гранату, рванул чеку и, опустив её в узкую пасть дымохода, скатился с крыши дзота. Внутри ухнуло, крыша на мгновение вздыбилась и упала на место. Пулемёты замолчали. Кутузов тяжело дышал. «Ну что, суки, получили? Мало вам? – Он достал вторую гранату. – Для надёжности. Принимайте! – И послал её вслед за первой. Упал на крышу. Внизу бухнуло, и Мишку подбросило вместе с крышей. Он сел. Мелькнула мысль: – И испугаться не успел. Что ж наши не наступают?» Ему казалось, что прошла вечность с того момента, когда он разделался с этим проклятым дзотом. На самом деле, это были мгновения. Но он этого не мог осознать. Его вдруг охватило чувство обиды. «Ну что ж они? Я старался, рисковал, уничтожил, наконец, этих гадов, а они медлят!» Кутузов вскочил на ноги и заорал, что есть мочи:
– Ребята! Вперёд! За Родину! За Сталина!
А ребята уже бежали. Он слышал накатывающееся на него «ура», видел напряжённые лица товарищей по оружию. Радостное возбуждение победы охватило его, что-то подступило к самому горлу. Вот они – свои, родные уже рядом. Мишка повернулся лицом к врагу, закричал «ура-а-а» и рванулся вперёд. И тут что-то кольнуло его в бок. Несильно кольнуло. Он сделал ещё один шаг, и тело вдруг стало невесомым. Ему казалось, что он ещё бежит, но как будто по облакам. А ноги потеряли опору. Они проваливались в эти самые облака, и он, как ни старался, не мог сдвинуться с места. Фигуры обгонявших его бойцов, становились всё расплывчатее, постепенно скрываясь в неизвестно откуда взявшемся мареве, потом это марево стало темнеть и темнеть, пока разом не превратилось в сплошную темень. Силы оставили его, и Кутузов неловко упал лицом в серый, прокопченный пороховыми газами, снег. Больше он не слышал ни автоматных очередей, ни накрывшего степь победного «ура», ни тяжёлого дыхания бежавших прямо над ним бойцов. Тяжёлая, тёмная мгла накрыла Михаила. И мир для него померк.