Риту будить я не стал. Она так прекрасна, когда спит, так невинна и чиста. Поцеловал ее в медовую щеку и тихо вышел из комнаты.
Шел дождь. Хотя нет, не было дождя. В любом случае я его не чувствовал.
Я нашел этот книжный и вошел внутрь. Продавец хотел предложить свою помощь, но я прекрасно знал, что ищу. А вернее, кого. Он стоял на том самом месте, где мы с ним встретились впервые, он листал свою книгу и время от времени довольно улыбался. Я стоял в стороне и смотрел на него, не боясь подойти, заговорить с ним первым.
– Какое прекрасное утро, не правда ли? И давно ты на меня смотришь?
Он ни на секунду не оторвался от своей книги, мне казалось, что он смотрит в книгу, а видит меня.
– Несколько минут, – признался я.
– Хорошо.
Он еще секунд десять читал свою книгу, а затем закрыл ее.
– Что тебя привело ко мне? Как тебя… – начал вспоминать.
– Габриэль. Я не представился тогда при встрече.
– Да, Габриэль.
Он смотрел на меня с вопросом.
– Я принес свою книгу, а точнее, несколько глав. Мне бы хотелось узнать твое мнение.
Не знаю, как так получилось, но я перешел с ним на «ты», это его не смутило.
– Мнение о книге? – рассмеялся писатель. – Ты хочешь узнать критику у человека, мнение которого стоит два доллара и восемьдесят пять центов? А не слишком ли дешево ты оцениваешь свою работу, Габриэль?
Да, вот этим он мне и понравился.
– Нет, не слишком, – мягко ответил я.
– Как знаешь, друг, как знаешь.
Он сделал шаг мне навстречу, я отдал ему свою рукопись. Он достал зажигалку и щелкнул кремнем.
– Не подходи, а иначе я ее сожгу.
Вся моя жизнь пролетела перед глазами, ком подступил к горлу, в нем же и застрял. Я не мог выдавить из себя слово. Щеки горели. Глаза наливались слезами. Руки охватывало пламя ярости. Я готов был его убить без промедления. И если бы в руке моей был нож, я всадил бы его прямо в горло. Разочарование, обида и страх. Я пытался что-то сказать, но у меня это не получалось. Эта рукопись – это все для меня.
– Да, я вижу, ты ее и вправду любишь, свою работу.
Он спрятал зажигалку, подошел и толкнул в грудь, прикладывая мои листы к солнечному сплетению. Надавил.
– Ты узнал свое мнение об этой работе, а теперь уходи. И никому не позволяй очернять ее критикой. Ты меня понял?
– Понял.
Он ослабил хватку.
– Пошел вон.
* * *
Я наполняюсь ежеминутно неизвестной мне силой, энергией, такое чувство, что через меня проходят все мои герои, я ощущаю их вибрации, они пользуются моей кожей, чтобы зачитать свою историю, моими губами, они хотят быть услышанными, понятыми, им хочется иметь собственный вес. Моими словами они строят предложения, медленно перетекающие в главы, они знают все обо мне – а я о них ничего, они знают места, в которые следует меня отвести, чтобы я увидел, услышал и рассказал. Каким-то странным образом мои герои меня поглощают, словно я не их автор, а всего лишь смертный, один из них.