— Только дернись, сука, — тихо сказал Аксенов. Он знал, что Жила расслышал все.
Криво усмехаясь, Жила вскинул дробовик. В то же мгновение Аксенов открыл огонь.
Первыми выстрелами Жилу отбросило на дверь. Пули пронзили ему грудную клетку. Аксенов продолжал стрелять. Внутри квартиры отчаянно заверещала Света — ее голос зазвенел в ушах опера. Но Аксенов продолжал жать на спусковой крючок. Гильзы выбрасывало на стену, и они отскакивали, с характерным звоном засыпая пол подъезда.
Он всадил в Жилу все восемь пуль.
После чего опустил дымящийся пистолет.
Все было кончено.
Когда санитары из бюро судебно-медицинской экспертизы выносили труп Жилы из подъезда, Света пыталась броситься к нему, но девушку удерживали двое ППСников. Она рыдала и истошно голосила, пытаясь отбиться от людей в форме:
— Пусти меня! Он меня любил! Отпусти! Убийцы! Пусти меня! Чтоб вы сдохли все! Ненавижу! Я его всю жизнь ждала бы, зачем?! Суки! ОТПУСТИ!!..
В квартире, ставшей последним пристанищем беглеца, проходил обыск. Им руководил лично Хохлов. Один из оперов, порывшись на полке, нашел фотографии на документы.
— Петр Дмитриевич, смотрите. Фотографии на паспорт.
— Фотки и Жилы, и Светы, — удивился Хохлов. — Успели где-то на документы уже сфоткаться, уроды.
— Где? У нас же за него вознаграждение в 300 тысяч объявили. Фотографы что, телек не смотрят?
Из соседней комнаты выглянул другой опер.
— Петр Дмитриевич, мы нашли деньги.
Работа продолжалась всю ночь. Аксенову пришлось почти до утра давать показания — руководство, учитывая масштабы происходящего, уже утром хотела знать все, чтобы сделать официальное заявление.
Вздремнув пару часов на продавленном диванчике в кабинете оперов, Аксенов отправился в СИЗО. Он посчитал, что должен встретиться с Ханыгиным и сообщить ему то, что тот заслуживал услышать. Аксенов знал, что Ханыгин — просто уголовник. Но это был человек, потерявший семью.
— Мы нашли его, Паш.
Ханыгин помолчал. Потом кивнул. Он словно пробовал эту мысль на вкус.
— Где он?
— Мертв.
— Сам себя или…?
— Или.
— Собаке собачья смерть, фиг ли, — помедлив, он добавил: — Спасибо.
На последнем слоге голос Ханыгина предательски дрогнул. И он снова заплакал. Аксенов видел это во второй раз. Почему, он не знал. Может быть, Ханыгин плакал, понимая, что ему самому ничего больше не угрожает. А может — оплакивал наконец отомщенную жену, погибшую ни за что.
За связь с Жилой платили все. И платили кровью.
После обеда Фокин, сдав все отчеты и отписав рапорты, решил выкроить час для важной встречи. Он набрал номер Ефимова.
— Привет, это я. Слышал про вчерашнее?