Всё это — свидетельства того, что Pax Americana в XXI веке не было, нет и не будет, а следовательно, у Путина, даже несмотря на негативное отношение к его фигуре со стороны Вашингтона, остается шанс на политическое выживание после 2008 года. Однако не стоит забывать, что и ранее в аналогичных, хотя куда менее острых и драматических лично для него ситуациях, коронным номером Владимира Владимировича было до предела взвинтить риторику — якобы с позиции силы, на деле отсутствующей, — а затем пойти на крупнейшие уступки, сдавая всё что можно и чего нельзя. Лакмусовой бумажкой ситуации в этом отношении остается вопрос о контроле над ядерными материалами РФ, который должна обсудить совместная американо-российская комиссия, созданная в рамках "братиславского консенсуса". Вряд ли Путин не понимает, что "без ракет России нет". Но насколько идентифицирует он свою судьбу с судьбой возглавляемой им страны, — это, как говорится, уже совершенно другой вопрос.
ПРЕОДОЛЕНИЕ БЛАГОСТИ
Олег Судаков "Манагер"
Политика Общество
Буржуазная новь и пасынки капитала
Оказавшись перед перестроенным российским фасадом, вновь приходится осознавать истины, казалось, потерявшие актуальность, и в большей степени — благодаря феномену "отторжения смысла". Социализм, экономические формации, борьба классов, революция — эти термины обрели схоластический привкус, повеяло от них старомодностью и стало как-то неловко употреблять их в разговоре. Парадокс разрешает психология: память о советском прошлом слилась с терминами настолько, что первоначальная суть перекрылась бездарным правлением компартии и негативизмом социума СССР. Случился перенос смысла "идеи воплощенной" на "идею выраженную", да ещё скрепленный неуклюжим противостоянием бывших правителей и демократов перестроечной России. Практика заслонила теорию.
Оформила этот "сущностный подлог" хлынувшая в жизнь буржуазная новь. Русский человек чувствителен к красоте, а когда повсеместно меняется облик страны, он впадает в восторг перед заморскими диковинами и забывает на время лапотную родину, показавшуюся вдруг убогой и сиротливой. Когда наваждение схлынет, наш мирянин ощутит непонятный диссонанс в душе, но пока разберётся да осмыслит его, а иноземная пестрота уже станет реальностью, как бы мирянином добровольно принятая. И затылок поскребёт и озлится, да надобно раскошеливаться за прелести. До идеологии ли ему за ежедневными хлопотами? Прошлое видится безвозвратно канувшим в лету, а нынешнее — неизбежной данностью…
Для мышления эмоциональная окраска естественна, но жар сердца хорош при хладном уме, иначе — перекос, и худо, когда обида или восторг глаза застят. Реформаторы девяностых интуитивно учли эту особенность, активно пользуя "эмоциональную пропаганду" — масс культуру демократии, обрушивая на человека мощный соблазн вещи. Реклама подвигла целые пласты сознания, стала движителем интересов и пристрастий, а если учесть растерянность постсоветского времёни — обернулась навязчивым поводырём. Средства масс-медиа преследуют ту же цель, но в другом ракурсе — пересматривая историю. В фильмах, статьях, книгах признаётся сила духа, здравомыслие и героизм народа, блестяще воплощённые в военных и научных проектах, но не благодаря социализму, а вопреки нему, на порыве совестливости, во имя праведного будущего, то есть для нынешней Российской Федерации. Не дожили люди до неё. Мелкие замечания, тонко дозированная ложь, неожиданный акцент и вот советское прошлое, не столько очернено, сколько выказано устаревшим, отжившим свой век или откровенно смешным и нелепым.