Опыт моей жизни. Книга 1. Эмиграция (И.Д.) - страница 149

* * *

Еще одна статья в «Русской жизни».

Наш духовный лидер и вождь Владимир Ильич Ленин оказывается на самом деле был монстр и зверь, а далеко не великий гений с большой и доброй душой, как нам всем с детства внушали.

«Он приказал согнать весь цвет русской интеллигенции на один большой корабль и выслать их из страны. Было приказано Лениным, по дороге утопить корабль, чтобы никого из сосланных не осталось в живых»… – говорилось в статье.

«Он (Ленин) приказал расстрелять всю семью Романовых, включая ни в чем не повинных юных княжон, детей, слуг и даже домашних животных. Романовых не просто расстреляли, как того хотел Ленин, а лица им разбили прикладами до неузнаваемости и в общем грузовике отвезли далеко-далеко, чтобы закопать бог весть где, без могилы и без почестей»…


Я корчилась от каждого в подробностях описанного факта, как от пуль, посылаемых в мой живот. Почему мне было так больно от того, что я читала? Разве когда-нибудь я любила Ленина? Разве не я смеялась вместе с другими школьниками над всей этой просоветской пропагандой, которую вели в школе и повсюду? Неужели этот человек был важен для меня, а я и не подозревала об этом?

Впервые в жизни прочитав о нем неуважительные слова, я вдруг, неожиданно для самой себя, почувствовала такой протест и такую боль, как будто это моего родного отца с дерьмом мешали, а не чужого далекого дядьку, все мое детство смотревшего на меня со школьных портретов. Это было даже еще больней, чем если бы оскорбляли моего отца. Смешивая с дерьмом Ленина, автор статьи нарушал в моем организме какой-то, чуть ли не химический баланс, от которого зависело равновесие всей моей психики. Особенно разрушительно было невольное интуитивное понимание, что все написанное, может быть, и правда.

В страшных муках, ловя губами воздух, синея, как в предсмертной агонии, корчилось мое сознание. Пули стреляли воистину, стреляли по моему сознанию, стреляли столько раз, чтобы не оставалось никакого шанса выжить.

С расстрелянным, обезображенным до неузнаваемости сознанием, оказывается, увы, человек все еще, к большому сожаленью, остается жить.

Пожалуй, это не из-за Ленина мне так больно, просто Ленин олицетворяет всю систему моих ценностей. Покушаются на весь мой костяк, который уже затвердел и который уже не изменить. Если бы я смогла, я готова была взорвать, разорвать на части того, кто посмел на все это покушаться. Ненависть, возбуждаемая во мне автором статьи и газетой, печатающей эти мерзости, как соляная кислота, разъедала мою печень.

Вспоминаю фильмы про войну. Профессор Плейшнер носил с собой капсулу с ядом, чтобы уйти из жизни легко, не позволить фашистам над собой долго издеваться. С завистью думаю о том, что в его случае все было ясно. В моем случае можно принять меня за сумасшедшую: ведь на самом деле никто меня не трогает, не преследует, не пытает. Кому я нужна? Просто это я так все болезненно воспринимаю. Вроде и нет повода вешаться. А чувствую себя так, что завидую повешенным.