От неожиданности я просто онемела. Неужели я могла произвести впечатление, что мне можно такое предлагать.
– Неужели я похожа на такую? – искренне озадаченно спросила я.
– Какую «такую», человечек? Чего ты боишься?
Он довел меня в тот вечер до того, что мне пришлось грубо, по-хамски бросить трубку и затем весь вечер не подходить к телефону.
* * *
Просыпаться не хочется, но сознание, помимо моего желания, слабо яснеет, и я вспоминаю, что я в Нью-Йорке, в темной квартире, в свинцовых оковах безысходности и что уже давно не утро.
Почти с физической болью я созерцаю, как кровать моя вместе с безжизненно лежащим на ней моим телом висит и качается над бескрайним пространством огромного Нью-Йорка. Город этот представляется мне как гигантское пустое, начисто выбеленное пространство, где нет ни дорог, ни заведений, ни стрелок указателей: одна пустота. Пустота в моем сознании. Я знаю, город живет сложной богатой жизнью, но я ничего о нем не знаю. Как узнать? С чего начать? Куда пойти? У кого спросить?
Лежа в постели с закрытыми глазами, я мысленно ищу точку, откуда я могла бы начать, оттолкнуться. Ищу что-нибудь, за что зацепиться. Город этот бурлит подо мной, как мощный океан, а квартира моя со всем в ней находящимся, включая меня, – это плот, брошенный в самую середину океана.
Что мне делать? Если бы я знала, что именно надо сделать, я бы сделала все!
Нет ничего такого, что было бы мне не по силам! Все зло только в том, что я не знаю, что делать.
Пойти в аэропорт, взять билет и сесть в самолет?
Как это просто: взять билет и сесть в самолет.
Нужно писать какие-то письма в Советское посольство, возбуждать какие-то ходатайства… все это превращает мой приезд на Родину в слишком ответственный шаг. У меня здесь, в США, «заложники» – вся моя семья. Я не могу отречься от них… ни ради каких благ на свете… Значит, лежи… продолжай лежать в своем изоляторе и не дергайся…
Вдруг гугуканье, сладкий зевок, удар погремушки… Мой барбосик, мой малыш, оказывается, давно проснулся и лежит, молчит. Я совсем забыла про него. Я часто забываю о его существовании. Порой изданный им звук или его движение, как обухом по голове, возвращают меня к действительности: я была замужем, у меня родился сын… Слышишь? У тебя есть сын! Прекрати об этом забывать!
Я как будто заснула в день, когда уехала из Союза, и моя память сохранила все, что было со мной до отъезда, а все остальное, что произошло со мной уже здесь, когда я спала, я не помню и не чувствую.
При воспоминании о ребенке мои последние мучительные сомнения, не уехать ли назад, исчезают. Разве я могу уехать с ребенком? А бросить его и уехать могу? Тоже не могу. Вот вопрос сам по себе и решен.