— Не все, но многие.
— А почему именно ты этим занимаешься?
— Есть опыт. Ты думаешь, я в СССР возвращался только за тем, чтобы кровь лить и большевиков беспокоить? Это само собой, но не главное. Старые схроны раскапывал, а потом заграницу переправлял. Вот основная задача на тот момент. Выжить. Мы должны были выжить и сделали это.
Такой вот у нас с дядькой состоялся разговор. После чего я многое переосмыслил, а он, как мне кажется, был рад облегчить душу и выговориться.
Разговаривали до утра, а чуть свет, позавтракав, я попрощался с родственником, поднял Семенова, прихватил с собой двух вооруженных казаков-донцов, которые стремились поскорее попасть в родные станицы, и выехал в Новочеркасск.
Ростов-на-Дону. 05.08.1942.
Матвей Яковлевич Шаповалов, пожилой брюнет с густой сединой в волосах и солидной окладистой бородой, шел по Большой Садовой и время от времени смотрел на немецких, румынских и словацких солдат. Они прогуливались по городу, многие с девушками под ручку, и чувствовали себя вольготно. Оккупанты улыбались, смеялись и, коверкая русские слова, пытались общаться со своими случайными подругами.
«Сволочи! Мрази! Проклятые ублюдки и проститутки!» — Наблюдая за оккупантами и продажными девками, думал Матвей Яковлевич, и в его душе поднималась волна гнева. Однако он был опытным подпольщиком. По крайней мере, считал себя таковым. Поэтому его лицо сохраняло спокойствие, и он ничем не выдавал своего волнения, а затем, немного успокоившись, старый большевик шел дальше.
Еще немного и Матвей Яковлевич доберется до нужного адреса, проверится и окажется среди товарищей. Но в этот момент он увидел казаков. В компании четырех симпатичных девчонок в легких платьях навстречу ему двигались три молодых казака. Двое в донской справе, а один в черкеске. Они вооружены и ничего не опасались.
Казаков Шаповалов ненавидел люто, даже больше, чем немцев. Он сталкивался с донцами в Гражданскую, будучи совсем молодым добровольцем отряда Красной Гвардии. А потом дрался с ними в середине двадцатых, когда царские псы, которых лишили сословных привилегий, поднимали восстания на Дону и Кубани. Матвей Яковлевич очень хорошо представлял себе, кто перед ним, и еле слышно прошипел себе под нос:
— Недобитки…
Слова были сказаны тихо, но один из казаков, кряжистый чубатый донец, его услышал. Он подскочил к Шаповалову, толкнул его к стене дома, навис над ним и сказал:
— Повтори. Повтори, что ты сейчас сказал?
Как ни странно, в голосе казака не было угрозы. Донец был совершенно спокоен, и это испугало Шаповалова, а может быть, у него сдали нервы, слишком давно он в подполье. И Матвей Яковлевич, качая головой, запричитал: