Патрульный автомобиль протискивался по тесным рядам парковки в мою сторону. Притормозил около пластикового павильона киоска, в котором я совсем недавно покупал минералку. Из машины выпрыгнул ППСник в форме. Поправляя штаны, степенно направился к киоску.
«Ложная тревога», – с неимоверным облегчением подумал я, усаживаясь в седло мотоцикла. Завел двигатель и снова покосился на ППСника. И тут же увидел, что радоваться было преждевременно. Склонившись к окну киоска, ППСник говорил с продавщицей. Потом принялся вертеть головой, увидел меня – и остановил на мне взгляд.
Местные уже показывали ориентировку на меня продавцам, сообразил я, повернул ключ и дернул ногой, вдавливая рычаг и заводя двигатель.
– Эй! Эй, ты! – ППСник побежал в мою сторону, на ходу вытаскивая пистолет. – Слезь с мотоцикла! Эй, я тебе говорю!
Мотоцикл рванул с места. Я вильнул в сторону и понесся по параллельному ряду. На всякий случай пригнулся, хотя я был уверен, что мент не станет открывать огонь в месте скопления народа. Перед глазами проносились бамперы и фары припаркованных автомобилей. Увидев проезд, я резко вильнул в сторону. Мотоцикл, ревя и воя, вылетел с парковки и рванул прочь.
– Что он там делал?
– Понятия не имею. Маслова опознала продавщица в киоске, она видела его по ящику. Ближайший же патруль подъехал на место, но Маслов свалил. Да, не самая хорошая новость: он где-то раздобыл мотоцикл.
– Шустрый. Номера?
– Никто не разглядел. Они в грязи все.
– Какое совпадение, а?
– Маслов пытался пробиться к своему напарнику?
– В том-то и дело, что нет. Внутрь он не заходил, я проверил. Просто торчал на парковке. Зачем, непонятно. Может, ждал кого-то.
– Что на уме у этого парня? – пробормотал я. – Ладно, Володь, давай. Узнаешь что-нибудь еще – звони сразу. Отбой.
В машине стояла духота, и не помогал ни вентилятор, ни открытые окна. Что до кондиционера, то он сломался еще лет пять назад – причем сломался без малейшей надежды на возможность его починки. Проще было купить новую машину. Где бы только денег раздобыть. Вся моя – не самая, кстати, маленькая – зарплата уходила на содержание дочери-подростка. В эти расходы входили не только одежда, пропитание и прочие очевидные вещи, но и постоянные поборы в школе. Те самые поборы, которых у нас в стране формально вроде как нет. Даже я, мент, ничего не мог с этим поделать. Потому что в игре «камень-ножницы-бумага» я был бумагой, а директор школы, где училась Юля – ножницами. Дама была депутатом горсовета, а потому неприкосновенной.
Проза жизни в самой богатой и счастливой в мире, если верить телевизору, стране.