— Пошли. — Сказал Парфюмированный, — Мы должны сообщить Уэйну, что она здесь.
Шары колебался. Я думаю он представлял, как сжимает мою грудь или ложиться между моих ног, но он передумал.
Двое мужчин ушли, их спор затихал на расстоянии. Я по-прежнему притворялась спящей. Лежала неподвижно, тихо и спокойно, слушала и ждала. Я чувствовала каждый любопытный взгляд, обращенный на меня.
Как женщины отреагируют на меня? Что они скажут? Пару минут спустя мое любопытство было удовлетворено.
— Ненавижу их, — выплюнула одна из женщин.
— Мы все их ненавидим, — удрученно подхватили другие.
Ноги зашлепали по бетонному полу, перетаскиваемые цепи гремели. Запах роз достиг моего обоняния до того, как теплая нога прижалась к моей, окутывая жаром. Розы. Совсем как Разбитый. Я понимала, что это значит.
— Бедняжка, — сказала женщина, по праву ненавидящая Разбитого.
— Мы все здесь бедняжки, — прозвучал другой, более озлобленный голос.
— Вы когда-нибудь видели столько золота?
— Они срежут его в скором времени, — сказала Озлобленная. — Если первым делом не надругаются над ней.
Они сочувствовали мне, уже видя перед собой одну из них. Порабощенную для насилия и продажи.
Это было хорошо. Я застонала, давая им понять, что «просыпаюсь». Разговоры мгновенно затихли и напряжение достигло максимума.
Я медленно открыла глаза и медленно села.
Цепи были тяжелыми и сжимали мои руки и лодыжки. Женщина, сидящая рядом со мной, ловила каждое мое движение, ее большие голубые глаза расширились в удивлении.
Она была хорошенькая и миниатюрная девушка, с длинными сияющими светлыми волосами.
— Привет, — с осторожностью произнесла она.
Я обвела взглядом периметр камеры — именно этим и было помещение, тюремная камера десять на десять — отмечая и запоминая каждую деталь. Здесь было пять женщин и ни одного мужчины.
Их возраст колебался от восемнадцати до двадцати, они были людьми, преимущественно одеты как шлюшки. Как и у меня их запястья и лодыжки были закованы в цепи.
Длинна связывающих нас цепей позволяла свободно передвигаться внутри клетки. Но не снаружи.
У одной стены стоял стол, с мясом, хлебом и кувшинами с водой. По крайней мере женщин не морили голодом. В другом углу клетки располагался туалет, но не было никакого экрана или двери для уединения.
Единственным источником тепла и защиты от холодного сырого воздуха этой камеры было множество теплых одеял — все из которых уже были заняты. Не то чтобы я нуждалась в одном из них. Мне доводилось испытывать худшие неудобства, чем холодный воздух.
Я продолжала осмотр, пока не наткнулась взглядом на дальнюю стену, заполненную косыми черточками.