Айви медленно подняла голову в понимании, прогоняя чувство вины. Вообще только вампиры знали, что часть ауры человека переходила с кровью, но банши тоже знали, поскольку они видят это, когда питаются сами. Более чистая форма хищничества, которая разделяла душу и облегчала ее изъятие из тела. Человек мог заменить значительное количество, но если взять слишком много ауры слишком быстро, то тело умрет. Айви всегда думала, что банши были выше на эволюционной лестнице, но возможно и нет, они не видели, когда остановится, как вампиры, которые использовали видимые признаки потери крови для остановки.
— Это не то же самое, — выступила Айви. — Никто не умирает, когда мы питаемся.
— Умирают, если вы берете слишком много.
Айви подумала о теле в холодильнике Пискари.
— Да, но когда вампиры питаются, они дают столько же эмоций, сколько и забирают.
И хотя Миа не двигалась, Айви напряглась, когда небольшая женщина, казалось, собрала тени в комнате, заворачиваясь в них.
— Только живые вампиры с душой дают, а также берут, — сказала она. — И вот почему ты страдаешь, Айви.
Ее голос, низкий и насмешливый, потряс Айви, от того как она использовала ее имя.
— Ты все еще могла бы найти красоту среди уродства, если бы была достаточно сильна, — продолжала Миа. — Но ты боишься.
Внутри у Айви все сжалось, а по коже пошел холодок. Это было слишком близко к тому, что она искала, как раз когда она отрицала, что это существовало.
— Ты не можешь найти любовь во взятии крови, — сказала она, полная решимости не расстраиваться и невольно накормить эту… женщину. — Любовь красива, а кровь жестоко удовлетворяет уродливую потребность.
— И тебе не нужна любовь?
— Это не то, что я сказала. — Айви чувствовала себя нереально, и она схватилась за край стола. — Кровь — не способ показать любовь. — Голос Айви был мягким, но внутри она кричала. Она так бесилась, что не могла успокоить друга, не заражая его своей жаждой крови. Смешение ее потребности в любви и ее потребности в крови портило любовь и делало ее мерзким. Ее желание разделить эти два понятия было так близко, столь уязвимо, что она почти задохнулась, когда Миа покачала головой.
— Это не то, кем ты хочешь быть, — усмехнулась она. — Я вижу это. Это льется из тебя как слезы. Ты лжешь себе, говоря, что кровь и любовь разделены. Ты лжешь, говоря, что здравомыслие существует, когда называешь две вещи вместо одной. Только, приняв это, ты сможешь подняться выше того, что требует от тебя тело, чтобы жить верной тому, кого ты захочешь… кого полюбишь, и кто будет достаточно силен, чтобы пережить твою любовь.