— Сомневаюсь, — ответил я и засунул фотографию Фромли обратно в карман.
Я бросил взгляд на часы и отметил, что мы просидели у Мэри Бонэм уже более получаса, поэтому я перешёл к заключительной части своего опроса.
— Нам сообщили, что Сара была участницей движения за равноправие женщин. Можете рассказать нам что-нибудь по поводу её активности в этой группе?
Я постарался, чтобы мой вопрос был максимально нейтральным — посмотрим, что нам сможет рассказать Мэри. Этот момент был очень щепетильным, а я понятия не имел, какое у Мэри отношение к подобным обществам.
Но, тем не менее, ответ Мэри был быстрым и по существу.
— Сара стала членом местной группы за равноправие женщин в последний год нашего обучения в Барнарде, но она не принимала активного участия, пока не записалась на курс органической химии, о котором я вам рассказывала.
Мэри вздохнула.
— Это и стало переломным моментом. Тогда Сара …, - девушка на мгновение запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово, — … ожесточилась. Её разочаровывал тот факт, что её достижения и научные исследования недооценивают просто из-за того, что она женщина. Ей посочувствовала одна сокурсница и пригласила на митинг, и после этого Сара стала принимать активное участие в жизни общества.
— А вы когда-нибудь посещали с ней подобные митинги? — спросила Изабелла, и в её тоне сквозило любопытство.
— Нет, — Мэри застенчиво покачала головой. — Возможно, я и согласна с политическими целями Сары. Но участие в подобных митингах и маршах протеста — не то, что меня интересует.
Я прекрасно понимал, что собрания и толпы на улице могли не привлекать такую неуклюжую и стеснительную девушку, как Мэри.
Мы с Изабеллой закончили разговор, получив немного информации, которая может оказаться полезной. Прежде, чем уйти, мы осмотрели комнату Сары. Она была обустроена в спартанском стиле — возможно, даже более спартанском, чем гостевая спальня в доме её тёти.
Мы не нашли почти никаких вещей, рассказавших бы нам о личности Сары, за исключением коллекции книг по математике и листов бумаги на простой деревянной полке у кровати.
Я думал, что Алистер уже будет ждать нас на углу 113-ой и Бродвея — он обещал быть там к часу дня. Я снова глянул на часы: пятнадцать минут второго.
«Где он? Почему так задерживается? До сих пор договаривается о встрече с семьёй Фромли?»
Мне не нравилась идея оставлять это на Алистера, но я прекрасно осознавал, что это благодаря его хорошему отношению с родственниками Фромли — а не моему полицейскому значку — мы сможем договориться с ними быстрее.