Если бы мама вышла замуж, если бы у меня был отчим – может, я бы о биологическом отце вовсе не думала. Отчимом я бы только одного человека хотела видеть. Он появился в маминой жизни, когда я была совсем маленькой. Звали его Адеш. Мама любила его – так и до такой степени, что после расставания изменилась полностью. И я его любила, потому что он был красивый и удивительно добрый. Если бы Адешу вдруг взбрело повысить голос, я, наверно, рассмеялась бы – из-за акцента все, что он говорил, звучало восхитительно. Но Адеш никогда не повышал голоса; вообще никогда. Он только пел свои, особенные, непривычные песни да стряпал мое любимое блюдо – пакору, то есть мягкий сыр в кляре из нутовой муки и пряностей. Адешу пришлось уехать обратно в Индию, чтобы заботиться о своих престарелых родителях. Помню, я случайно слышала разговор Адеша с мамой. Мама просила: «Просто позволь мне поехать с тобой». Адеш не согласился. Сказал: не дам тебе свою жизнь перевернуть и дочку с места сорвать. А еще сказал: чему быть, того не миновать. Потом они долго переписывались. Настоящие, длиннющие письма отправляли друг другу. Мама до сих пор хранит все письма, что написал ей Адеш. Толстая пачка спрятана в комоде под бельем.
Несколько лет назад я туда залезла и прочла все письма до единого, потому что я тоже скучала по Адешу и потому что, когда я спрашивала о нем, мама очень, очень расстраивалась. В последнем письме Адеш сообщил, что обручился с некоей Саанви, но что любовь к моей маме будет всегда жить в особом уголке его сердца. Прочтя это письмо, я ощутила укол вины. Не за то, что вытащила письма, вовсе нет. Просто мне показалось, я переступила грань, шагнула на чужую территорию, да еще и разгуливаю по ней. С другой стороны, в повести моей жизни расставание с Адешем тоже стало печальной страницей – значит, я имела право заглянуть в конец главы. Зимой мама по-прежнему носит красивый шарф, который Адеш прислал ей из Мумбая. Медленно, любовно она обматывает этим шарфом шею, наслаждается прикосновением мягкой шерсти. Я точно знаю: мама жалеет, что материя утратила запах Адеша – особый, сладкий, пряный, теплый. Так пахло у нас дома, когда любовь еще там жила.
Как бы то ни было, я снова роюсь в мамином комоде. Когда мы жили в Сиэтле, именно комод, бельевой ящик, был хранилищем маминых тайн. Логично, что и здесь, в Верона-ков, мама все самое ценное держит под бельем.
Терпение не относится к числу моих добродетелей, но я все-таки взяла себя в руки, дождалась безопасного момента. Сегодня утром, ни свет ни заря, мама укатила в Сан-Франциско (три часа в одну сторону), потому что у нее кое-какие краски кончились. И вот я в ее спальне.