Письма Адеша лежат на своем месте. Рядом с ними – пачка фотографий, подписанных маминой рукой; буквы угловатые, с наклоном и сильным нажимом. «Мы с мамой»: на фото маленькая мама и ее мать, моя бабушка, умершая совсем молодой. «Кэрри & Адеш»: мама с Адешем, оба в профиль, улыбаются, соприкасаясь носами, закрыв глаза, будто пребывают на седьмом небе от любви. «Моя Вив»: я в возрасте четырех-пяти лет, в розовых солнечных очках, держу рожок мороженого на отлете – позирую. Этими фотографиями мама больше всего дорожит. Но нигде нет фотографий отца, или мамы в девятнадцатилетнем возрасте, или беременной мной.
Прерываю поиски; не судьба, значит, пока обнаружить информацию об отце. Горизонт только-только осветился первыми лучами. Прижимаю ладони к стеклянной стене гостиной – той самой стене, которая напоминает: единственная преграда между человеком и природой – это стройматериал толщиной в дюйм. Как ни крути, а дом – лишь часть экосистемы, и не важно, деревянная эта часть, пластиковая с утеплителем или просто стеклянная. Глупо воображать, будто человек существует отдельно от природы; ужасно глупо.
Даже не спрашивайте, как работает моя необузданная мысль, по каким принципам перескакивает с пятого на десятое. Просто взаимозависимость вызывает ассоциации с бюрократией – а почему, я не в курсе. И вот уже в висках бьется вопрос: а где наши с мамой документы? Где карточки соцзащиты, где свидетельства о рождении? Дома, в Сиэтле, мама держала их в сейфе; я так и не сумела разгадать код, сколько ни пыталась. Мама не из тех, кто потащит на летний отдых все бумаги; но и не из тех, кто не позаботится прихватить самые важные документы на всякий пожарный случай. Следовательно, они должны быть где-то здесь.
Мысль потрясает меня; роюсь в ящиках как сумасшедшая. Пусто. Пусто. Пусто. Сдергиваю ящик с шарниров, вещи летят по всей комнате, будто торнадо прошелся. Наконец в дальнем углу Ричардова шкафа, там, где висят мамины платья и блузки, обнаруживается ненадписанный пакет из коричневой бумаги. Наши с мамой свидетельства о рождении, наши карточки соцзащиты, мамина страховка. И еще длинный конверт. Обратный адрес – юридическая контора в Вашингтоне. Выхватываю свое свидетельство о рождении, разворачиваю, чудом не порвав. Вивьен Ирэн Александер. Ну да, мама назвала меня в честь обеих своих бабушек. Мне всегда нравилось, что инициалы образуют полноценное слово. Родилась в Олимпии, штат Вашингтон, 23 июля. Как раз на стыке двух знаков – ранимого Рака и необузданного Льва. Впрочем, сама я себя считаю Львом. РРРРР! Мать: Кэрри Роуз Александер.