Думаете, я мигом прощаю офицера Хайаши за совет смириться? Осознаю, что у него-то все права такие советы давать? Ничего подобного. В голове крутится единственная мысль – сколько в мире бессмысленных бед; сколько невозможного, ничем не оправданного горя.
Смотрю на океан. Волны откатываются и снова затопляют полосу прибоя, пена бурлит меж камней. Решишься упасть прямо в воду – потребуется как следует разбежаться, да еще чтобы направление ветра было подходящее. Если прямо с утеса сигануть, без разбега, угодишь на скалы. Впрочем, есть способы и похуже. Тут, по крайней мере, гарантировано ощущение полета; даже не полета, а парения. А умрешь от удара. По крайней мере, так считается. Быстрая смерть. И все-таки страшно до мурашек.
– Джонас, если бы ты решил покончить самоубийством, ты бы какой способ выбрал?
Джонас молчит. В лицо ему не смотрю, даже не поворачиваюсь. Плевать, какое там у него выражение, шокирован он, осуждает меня, обиделся или еще что.
– Господи, Вив. Не знаю. Никогда об этом не думал.
Кто бы сомневался. Благородный Джонас, чувствующий Ответственность перед Семьей. Такие о самоубийстве и не помышляют.
– Я просто так спросила, чисто гипотетически.
Проклятая деликатность. Наплюй на деликатность, Вив; наплюй, говорю! Какая тебе разница, кто и сколько рубцов прячет? Потому что несправедливо ведь: борешься, борешься с демонами, а тебе пытаются внушить, будто бы все остальные – нормальные, и в жизни ни единой дурной мысли у них не возникло. Я-то знаю: эти, нормальные, тоже лежат ночами без сна, терзаются из-за жестокости мира и неизбежности смерти; смысл ищут. А вовсе не просто так мечтают на розовом пони на работу ездить и чтоб сама работа – дегустировать тортики.
– А в рай ты веришь, Джонас?
Сама себя я считаю неверующей в Бога, потому что в церковь не хожу. Но и других за это не осуждаю. Пусть себе верят, лишь бы вреда не было. Только, если я в Бога не верю, почему я регулярно обращаюсь к некоему высшему существу? «Помоги», – прошу я шепотом. А то, бывает, злюсь за свою судьбу на высшее существо. «Это же несправедливо! – говорю. – Ужасно несправедливо. За что ты так со мной?» Выпадают дни, когда я верю в реинкарнацию, а иногда – и в рай, каким его описывают взрослые малым детям – с золотыми улицами, ангельскими хорами и вечным счастьем. А бывает, я ни во что не верю, потому что жизнь – вроде хода, который червяк в яблоке проел, и ничего не исправишь, и никто нам, людям, не поможет.
– Мне бы хотелось верить в рай, – после паузы говорит Джонас.
– Хотеть и верить – разные вещи.