– Ох, Джонас. Ты, мой милый, – корни древесные. Я – облака небесные. Мы всегда будем любить друг друга, но на расстоянии.
Я ждала улыбки, а у Джонаса вид, словно его ударили. Поэтому говорю прямо:
– Пойми, мне нужно разобраться в своей жизни.
– Знаю. Это правильно. Разбирайся. А я бы тебя поддерживал…
– Конечно, поддерживал бы. Только я должна это сделать без спешки. Постепенно. Ты бы на меня не давил, это верно, да вот в чем беда – я бы сама на себя давила. Если бы мы стали планировать поездки друг к другу, я бы стремилась показаться лучше, чем успела стать.
Джонас открывает рот, но не успевает произнести ни слова. Я меняю позу. У Джонаса колени согнуты, и я закидываю ноги поперек его тела и тоже сгибаю колени. Вот так и будем сидеть с ним – крест-накрест. На эту возню уходит минута – мешает перевязь, мешает боль в сломанных ребрах, пронзающая весь бок. Наконец я уселась. Смотрю в карие глаза Джонаса. В них, в этих глазах, плавится моя решимость. Наши волосы треплет ветер. По спине бегут мурашки, потому что я представила, как мы выглядим с большого расстояния – два семечка-парашютика на утесе; фоном – океан и звезды. В смысле, бывают и похуже места, чтобы чужое сердце разбить. Да и свое собственное тоже.
Мы нашли друг друга, потому что так хотели Небеса. Значит, обстановка для разбивания сердец такая и должна быть.
– Знаешь, Джонас, может, мы с тобой были две планеты. Умирающие планеты, сошедшие с орбит. – Правой ладонью глажу Джонаса по щеке, жалею, что не могу взять его лицо обеими руками. – Во тьме нас несло друг к другу, и в миг столкновения удар получился такой сильный, что вернул каждого из нас на свою орбиту. Поэтому теперь мы должны… должны там и оставаться. Следовать каждый своим путем. Для этого ведь все и случилось.
– Грустная перспектива.
Джонас кроит самоуничижительную улыбку.
Сердце колотится о ребра, вопит: «Предательница! Предательница!»
– Ну да, немножко грустная.
Джонас заправляет мне за ухо выбившуюся прядь. Улыбка не может скрыть сердечной боли. Она, его боль, почти осязаема.
– Может, Вив, когда-нибудь мы…
Тянусь к нему, касаюсь губами его губ. Джонас пахнет собой – шампунем, орегано и всем, что я хочу удержать навсегда, хотя и знаю: не получится.
– Да, Джонас. Когда-нибудь – да.
Прижимаемся лбами друг к другу, сидим так. Джонас Дэниэлс, мой сладкий мальчик с темными вихрами, в штанах цвета хаки, с раненым сердцем; сколько нужного дал он мне. А его чудесная, шумная семья дала то, что мне и не снилось, – потребность в такой любви. Может, когда я вырасту, я влюблюсь и нарожаю полдюжины детишек. Или куплю домик, поставлю в столовой большущий стол со скамьями, и друзья станут приходить ко мне, и мы будем пить вино и смеяться – несмотря ни на что.