– Я тоже, Вив.
Богу – и Джонасу Дэниэлсу – известно: я не только пирог имею в виду. Мы – все трое – знаем, что на сердце у меня отныне выжжены три слова: «Здесь был Джонас».
Реальность накрыла меня будто волной. Впустую потраченные деньги, обиженные друзья, таблетки, которые я не принимала, и те, что мне предстоит принимать, трудный путь вперед. Внутри – пустота со знаком плюс. Иногда я себя чистым холстом чувствую.
Пытаюсь объяснить Джонасу еще одно непереводимое слово – «шуньята». Понятие взято из буддизма, значение зависит от контекста. Ближайшее по смыслу слово – «незаполненность». Но мы, западные люди, привыкли придавать этому слову негативный оттенок, понимать пустоту как нехватку чего-то нужного. «Шуньята» – открытость для новых возможностей, медитативное пространство.
Да, но губы у Джонаса такие теплые. Смакую поцелуй, как последний кусочек лакомства. Вот, оказывается, чего нам всем о романах недоговаривают: если роман кончился, это не значит, что он не удался. Съеденный до крошки вишневый пирог никак не может считаться неудачей. Он был великолепен, пока… пока был; и вот его нет. А делиться самым сокровенным? Ведь это значит получить, взамен своего, ломтик чужой жизни! И пронести его сквозь каждое «когда-нибудь».
Лежу рядом с Джонасом на прохладной траве, над нами сталкиваются планеты. Так мы лежим долго, очень долго, до последней крошки. Мои щеки мокры, а сердце – сердце переполнено.
Джонас
Раздается тоненький голосок:
– Эй! Вставай! Вставай! Не угадаешь, что у нас на завтрак! Вафли, вот что!
Открываю один глаз. На краешке кровати примостилась улыбающаяся Лия. Две ночи назад я с Виви бодрствовал до рассвета, с тех пор меня не покидает пульсирующая мигрень.
– Ну, Джонас, ну, пойдем!
Лия забирается на кровать с ногами, тормошит меня.
– Все уже внизу, один ты спишь.
– Ладно, сейчас.
Сажусь, опираясь на локти.
– У тебя красивая прическа, Лия.
– Спасибо.
Лия осторожно проводит ладошками по косичкам.
Они замысловато заплетены, даже не представляю, как такое делается.
– Это мама заплетала.
Следом за Лией спускаюсь в кухню. В дверях замираю. И не только потому, что учуял аромат горячего теста для вафель.
Наоми ловко управляется с вафельницей. Исаак пытается жонглировать тремя апельсинами. Бека, высунув от старания кончик языка, нарезает клубнику тонкими ломтиками. Первая партия вафель уже готова, украшена Эверестом взбитых сливок, припорошена сахарной пудрой. Сайлас торопится набить рот.
Мама наливает воду в кофемашину. На ней пижама, но все остальные тоже в пижамах. Один только Сайлас в рабочей рубашке-поло.