Джонас смотрит на свое мороженое, но забывает его лизать. Мороженое между тем тает, вот-вот капать начнет.
– Виви, почему ты не спрашиваешь о моих родителях?
Конечно, я заметила отсутствие родителей; да и кто бы не заметил? Братья и сестры Дэниэлс сказали достаточно, чтобы понять: их мама все время проводит в спальне. Наверно, она нездорова. Младшие то и дело роняют «а вот папа», но я не знаю, умер их отец, или бросил их, или не появляется по какой-то другой причине. Может, он находится в закрытом лечебном учреждении, или в тюрьме, или на военной службе. Джонас не смотрит на меня, дает время обдумать ответ. Лижет мороженое, устремив взгляд на океанские волны.
– Скажем так: у меня сложилась своя версия, которая мне нравится и которую я не хочу разрушать излишней информацией.
Верчу в пальцах рожок мороженого, так, чтобы язык, не двигаясь, описывал круги по тающей поверхности. Важно сделать шоколадную полусферу идеально гладкой.
– Я считаю, ты сам расскажешь то, что сочтешь нужным. Когда время придет.
– Правда?
Джонас испытывает искреннее облегчение.
– Тогда ладно. Я думал, ты не спрашиваешь, потому что тебя добрые люди уже просветили.
Точно, Уитни хотела что-то сообщить еще в день нашего знакомства. Оставила впечатление, будто у Джонаса есть некая нехорошая тайна, будто его призраки прошлого преследуют.
– Мой отец умер. Полгода назад. Это, наверно, тебе сказали. Причина смерти – инфаркт.
Вот так. Будто коленом в живот получила. Информация буквально «сдувает» меня, точно я – воздушный шарик; соответствующий звук срывается с моих губ. Дышать нечем, даром что бриз спешит со свежей порцией воздуха. Перед глазами – лицо Джонаса, лица его славных братьев и сестер. Открываю рот, как рыба на берегу.
– Ой, Джонас.
– Не люблю об этом говорить. В смысле, не могу об этом говорить.
Вафельный рожок никнет в его руках, чуть не падает в ящик с песком.
– А мама… я не знаю, что с ней. Как это называется. Она почти не встает с постели. Мы все надеемся, что она придет в себя. Не представляю, сколько мы еще продержимся, если не придет. Осенью Сайласу нужно в колледж, и… в общем, мне придется одному возиться с младшими.
Джонас сглатывает; видно, как дергается кадык. Затем поднимает руку, будто хочет прикрыть глаза, а сам трет, массирует лоб.
– Нет, у нее и неплохие дни бывают. Например, почти каждое воскресенье она ходит в церковь. Иногда вдруг встанет, душ примет; а то и в супермаркет выберется. Мы хотели ее к врачу отвести, а она – ни в какую. Только врача помянешь – рыдает. Наоми говорит, это клиническая депрессия, лекарствами лечить нужно; мама о лекарствах и слышать не хочет. Господи, да она ведь сумасшедшая. Я не говорил об этом, а вот теперь говорю и сам понимаю: точно, сумасшедшая.