Не знаю, как Уитни добыла мой номер. Она спросила, не со мной ли Виви.
– Нет, с утра ее не видел, – сказал я, садясь.
– Дело в том, что Виви не пришла на работу и трубку не берет. Я чуток беспокоюсь.
После этого звонка я тоже забеспокоился, да не чуток, а еще как. Вскоре Уитни перезвонила и сообщила, что у нее есть новости.
– Оказывается, Виви уехала куда-то на машине. Про работу и думать забыла.
Полная чушь. Виви прекрасно помнила, что ей надо в студию. А я ее сильно обидел – не знаю чем, вот она и уехала из города. Да, так все и было, Джонас; и нечего оправдания себе искать.
Сейчас мы с Лией рисуем мелками на подъездной аллее. Лия изобразила океан и дельфина в волнах. Я – целую поляну разноцветных вопросительных знаков. Между ними – стрелы, нацеленные в разные стороны. В планах – портрет Джонаса Дэниэлса, рвущего на себе волосы.
Я зол на Феликса – как он не чувствует, что у нас проблема? В первый месяц после папиной смерти Феликс каждый день приходил, приносил продукты, подолгу сидел у мамы в спальне. А потом перестал. Приходы заменил почти ежедневным вопросом: «Как мама?»
Ответить правдиво у меня язык не поворачивался. Не мог я сказать: мама почти целый день лежит в постели, среди скомканных бумажных платочков, то спит, то плачет. Не мог и все. Тогда казалось, волноваться еще рано; хотя я ужасно волновался. Еще я думал: расскажу все как есть – предам маму. Поэтому я отвечал: «Нормально». Меня раздражало, что Феликс задает вопросы – лучше пришел бы и сам посмотрел. Хотелось, чтобы он явился без предупреждения и все уладил. Чтобы вел себя как положено взрослому человеку.
Месяца через два после похорон, в момент отчаяния, я пригласил Феликса домой на ужин. Думал: вот Феликс придет, я наберусь мужества, позову его на крыльцо и выложу все начистоту: маме нужна помощь профессионалов, мы не справляемся.
И знаете, как Феликс на мое приглашение отреагировал?
– Я бы с удовольствием, Джонас, только твоя мама просила меня пока не приходить к вам.
Я опешил. Стоял и односложно, как малый ребенок, переспрашивал:
– Кто? Мама? Когда? Почему?
Феликс только вздохнул:
– С месяц назад. Сказала, ей время нужно, чтобы свыкнуться с одиночеством. Так-то, сынок. Понимаю, тебе это слышать дико. Но и ты пойми: если я буду ходить к вам, делать то, что раньше делал твой папа, как же тогда мама привыкнет к одиночеству, а?
– Она прямо так и сказала?
– Да.
И сложил свои лапищи на груди.
– Я с тобой как мужчина с мужчиной, Джонас, так что ты уж гляди, никому ни слова. Пусть этот разговор останется между нами.