– Ну да! Вот – я «Веспу» купила! Я о ней давно мечтала, и ты это знаешь!
Миляга продавец погрузил «Веспу» в багажник маминой машины, и я покатила обратно в Верона-ков, а распаковаться сосед помог. Сбылась мечта, голубая в прямом смысле. Вот она, «Веспочка» моя ненаглядная; и никакие мамины упреки моего счастья не разрушат.
– Не понимаю, чего ты сердишься. Я ведь шлем тоже купила!
Приобретение более чем разумное. Права на вождение мотоцикла у меня имеются – год назад я встречалась с парнем, у которого был мотоцикл. Причем мое сокровище – скоростное. Для хайвея годится! И больше не надо клянчить мамину машину. Сплошное удобство.
– Скутер стоит несколько тысяч долларов, Вивьен.
Она мое полное имя произносит как непечатное слово; это невыносимо.
– А кредитку ты у меня из бумажника украла!
– Нет, не украла, потому что это моя кредитка, а не твоя! Деньги бабушка завещала мне! Это не воровство, когда свое берешь.
Голос становится пугающе тихим:
– Кредитку я вынуждена была у тебя конфисковать, потому что ты безответственно распоряжалась деньгами. Все покупки сначала должны быть согласованы со мной – что тут непонятного?
Вспыхиваю от ярости так, что кухню озаряют багровые сполохи.
– Не смей так со мной обращаться! Я не ребенок! Ты вообще себя слышишь? Мне через год восемнадцать стукнет!
Мама сужает глаза, но и сквозь прищур ее зрачки меня буравят.
– Ты прием таблеток прекратила, да? Признавайся!
– НЕТ! НЕ! ПРЕКРАТИЛА!
Я его только изменила, этот прием; только разделила. Делюсь с океаном.
– Давай сюда сумку, я проверю.
– Что? Нет! Как ты можешь?
Впрочем, я быстро соображаю: скрывать нечего.
– Ладно. Проверяй.
Мама достает оба пузырька, высыпает таблетки на стол. Тщательно пересчитывает. Таблеток ровно столько, сколько и должно быть, – что и требовалось доказать.
Мамины плечи опускаются. Не пойму, она уязвлена своим поражением или рада ему.
– Ты не должна обижаться, Вив. Ты же помнишь, как это в прошлый раз начиналось. Чего доброго, ты еще одну татуировку сделаешь без спросу!
От досады, обиды и стыда наворачиваются слезы. Разноцветный лотос на боку я и сама ненавижу; меня от него трясет, и маме это отлично известно. Ей известно также, что я пытаюсь свести татушку.
– Слышать не хочу про прошлый раз! Такое лето чудесное, и мне лучше, правда лучше; а ты все портишь своим недоверием.
Она ничего не знает. Она рядом находилась, но ей невдомек, до каких пределов это дошло. Будто разум, тело, всю мою жизнь на быструю перемотку поставили, а я не могла ни «стоп» нажать, ни даже «паузу». Потом пришлось жить со всем случившимся, содрогаясь от гадливости. А потом – одеревенеть. Раньше у меня сердце пело, а тут замолчало; мама даже не представляет, как мне было тошно без внутренней музыки.