– Птенчик мой, – вкрадчиво начинает мама. – Руби ведь в курсе, правда? Руби знает про биполярное расстройство?
Молчание – уже исчерпывающий ответ; тем более что я маме в глаза взглянуть не могу. Мама отстраняется.
– Вивьен! Вы с Руби столько лет дружите! Как ты могла не сказать ей? После всего произошедшего?
– Я что, все ей выкладывать обязана? Нет! И тебе – тоже!
Моя следующая фраза отметает все возможные возражения.
– Ты мне даже не говоришь, кто мой отец, а я должна отчитываться, с кем дружу, с кем не дружу, с кем помирилась, с кем не помирилась?
– Это совершенно разные вещи, – мрачно изрекает мама. – Я тебя защищаю и буду защищать до тех пор, пока ты не вырастешь и не окрепнешь духом. Потому что есть определенные… реалии, которые…
– Может, я тебя тоже защищаю.
Знала бы мама! В смысле, кое-что ей известно – про татушку, про то, как я деньгами швырялась, покупала тряпки, подарки. Но вот что конкретно я натворила на шестнадцатилетии Руби – мама не в курсе.
– Ты говорила, что хочешь остаться в Верона-ков.
Я обещала подумать. Мы останемся, если так для тебя действительно лучше.
Мама прищуривается с самоуверенностью человека, скрывающего козырь в рукаве.
– Но если ты решила попросту спрятаться – мы уедем из Верона-ков. Так-то, Вивьен.
Странно говорит – будто одно полностью исключает другое.
– Тут нечего стыдиться, Вив. Ты больна…
– СТОП. У тебя уже навязчивая идея появилась.
Глаза наполняются слезами, руки сжимаются в кулаки, складывают тугую, твердую открытку.
– У меня ведь день рождения! Неужели нельзя хотя бы сегодня…
– Прости, – шепчет мама. – Зря я начала. Я просто беспокоюсь, вот и… Ты, наверно, не наелась? Спускайся, я омлет приготовлю.
Когда мама уходит, вскрываю конверт. В нем открытка – разумеется, самодельная. Не устаю восхищаться умением Руби вырезать из бумаги. Она с самыми замысловатыми, детальными картинками справляется. Руби легко удаются коллажи: например, фото из «Нэшнл Джеогрэфик», на котором запечатлен разлив нефти, она помещает на кожаную курточку, фото цветущего хлопчатника комбинирует с фото облаков, а воздушный шар оформляет принтами в елочку и горошек.
Эта открытка выполнена в нехарактерном для Руби сентиментальном стиле; бумажная девочка у окна спальни – конечно, сама Руби. На месте и угольно-черная рваная челка, и помада цвета фуксии, и черные легинсы.
Для стеганого одеяла – цветочный принт, для оконной рамы – фото березовой коры, для знакомой блузки с вырезом-лодочкой – полоска.
Сердце нарисовано отдельно той же краской, что и жарко-розовые губы. За окном вместо неба – квадратик, вырезанный из географической карты. Еще одно сердечко – крохотное, алое – помещается в штате Калифорния.