Очередной прилив слез наступает, когда дело доходит до подарков. От Исаака – книга; от Беки – лак для ногтей «розовый металлик»; Лия нарисовала мой портрет и расписала для меня чашку. Чашка, в свою очередь, изготовлена руками Уитни.
– Держи, малышка. Передай Виви.
Офицер Хайаши вручает Лие растение в пластиковом контейнере – значит, прямо из питомника.
– Вот, Виви, это…
– Знаю, знаю.
Это саженец японского клена. Раз я пока не могу поехать в Японию, офицер Хайаши решил подарить мне кусочек Японии. Тут уж слезы сглотнуть не получается.
– Я в курсе, что ты, Виви, неровно дышишь к зеленым насаждениям, – мрачно выдает офицер Хайаши. – Попробуй-ка, вырасти собственное деревце – тогда, может, перестанешь муниципальную собственность портить.
– Что? – переспрашивает потрясенная мама.
У меня челюсть падает. Значит, Хайаши видел мою метку в парке?
– Пустяки, – заверяет маму офицер Хайаши. – Просто я неудачно пошутил.
Именинный пирог, внесенный лично Джонасом, застает меня в слезах. Пирог двухслойный, черешнево-шоколадный, вместо свечек – бенгальские огни. Наблюдаю, как они догорают, желание не загадываю. Просто не смею. Чего еще можно желать; чего еще?!
* * *
Мы с Джонасом уходим лишь после того, как я минимум дважды обнимаю каждого из гостей, и даже Наоми, которая цепенеет от такой бесцеремонности. Мы уезжаем на «Веспе», причем рулит Джонас, хотя это не его скутер и не его праздник. Так вот, Джонас заруливает домой за шлемами. Утверждает, что приготовил еще один сюрприз. Закрываю глаза, сцепляю пальцы у него на поясе; за спиной бешено бьются крылья.
Джонас держит путь к океану; долго-предолго мы катим по берегу, останавливаемся, лишь завидев строение, очень похожее на церквушку с колокольней. Конечно, никакая это не церквушка. Это маяк. Свет не горит, но и без него понятно, по форме: башня с винтовой лестницей, снабженной черными металлическими перилами. Стеклянная планета в птичьей клетке.
– Идем.
Джонас тянет меня за руку.
– Что, прямо внутрь? А можно?
– Можно. Мой отец знаком со смотрителем. В смысле, был знаком.
Из кармана Джонас достает ключ на засаленной бечевке, отмыкает дверь. Система труб наводит на мысли о пряничном домике, где окошки из мятных леденцов, а крыша – из лакричных. Внутри маяка пыльно, сосновый стеллаж завален открытками, заставлен моделями кораблей. Под внимательным взглядом Джонаса рассматриваю безделушки, глажу корешки книг о море.
– Папин друг, с тех пор как на пенсию вышел, в сувенирном магазине подвизался. Маяк уже не используется по назначению, но наше Историческое общество отреставрировало его. Правда, давно; я тогда еще не родился. И оно того стоило, потому что маячные туристы валом валят, – объясняет Джонас.