– Еще бы тебе корабли не любить.
Поправляю крепеж крыльев, добавляю:
– Ты же был капитаном дальнего плавания.
Джонас улыбается, качает головой. На лице написано: «Ох, Вив, чудо ты мое!» Вслух Джонас произносит:
– С папиной смерти я здесь не был.
Звучит покаянно, будто Джонас сознается в слабости или грешке.
– Я хотел, чтобы ты это увидела, Вив.
Понятно, что скрывается за этими словами: «Я хотел, чтобы ты прониклась мной, Вив». И я проникаюсь. Вот он стоит, освещенный маячным фонарем, глаза долу, рот вымучивает улыбку, вихры пляшут под ветром. Я знаю, Джонасу трудно говорить об отце, каждое слово медленно поднимается по трахее, а на выходе, в горле, слова образуют затор. И я молчу, держу за зубами свой не в меру длинный язык, чтобы Джонас мог облегчить душу.
– Вив, ты слышала пословицу: «Кораблям безопаснее в гавани, но строились-то они для плавания»?
Киваю, хоть и не могу сказать, где я такое слышала. Наверно, фраза существует в коллективном подсознательном и особенно активна у тех из нас, кого тянет к морю, кому в шуме морском слышится пение сирен.
– Папа носил часы с такой гравировкой, – продолжает Джонас. – А часы подарил ему его отец. Папа так говорил: «Я по этой пословице живу. Потому я и все деньги в ресторан вложил, и на маме вашей женился совсем мальчишкой, и вас, шестерых сорванцов, завел».
Джонас вздыхает, смотрит вниз, на океан.
– Еще папа говорил, человека надо оценивать по таким вот решениям. Один торчит в гавани, а другой выходит в открытое море, навстречу шторму.
Тянусь к Джонасу, кладу ладонь на рукав смокинга.
– У тебя был очень, очень хороший папа.
– Да, это так.
Джонас по-прежнему смотрит на воду.
– Я вот все думаю: легче-то когда-нибудь станет? Наши жизни будто кто продырявил.
– Наверно, со временем тебя отпустит, Джонас. Наверно, это ощущение – дыра – останется, но только знаешь что? Представь себе кружева. Нет материи красивее, правда? А ведь кружева – сплошь из дырок. И все равно они производят впечатление чего-то цельного. И они хороши именно за счет пустот.
Джонас улыбается, что уже немало.
– Вот никогда бы до такого сравнения не додумался. Извини. Я все ною, ною. А ведь мне очень повезло, что я рос с таким отцом. Не каждому так везет.
При этих словах я отворачиваюсь. Хмурюсь. Понятно, что имеет в виду Джонас.
– Совсем не обязательно оправдываться за счастливое детство потому, что я-то как раз росла без отца. Это разные вещи.
Джонас смотрит мне в глаза, решается спросить:
– Ты тоскуешь по отцу, Вив?
– Разве можно тосковать по человеку, которого никогда не видела?