Дверь его спальни была приоткрыта, там, кажется, работал телевизор, но звука не было слышно, и только экран через оконное стекло бросал на лицо Тэйтона алые и серые всполохи. Стивен снова испугался: это было лицо демона, лицо Отелло с застывшей на нём гримасой запредельной ревности и боли, спрессованной железной волей в убийственное молчание. Хэмилтон пытался убедить себя, что это просто игра теней, миражи ночи, но побоялся двинуться с места, опасаясь, что Тэйтон заметит его. Тот же, порывшись в карманах, вынул пачку сигарет и щёлкнул зажигалкой. Пламя на несколько мгновений осветило холодное неподвижное лицо, и Стивен подумал, что точно ошибся.
Тэйтон отвернулся к морю, чей шум отдалённо угадывался во тьме, и Хэмилтон хотел было прошмыгнуть вниз, к себе, но вовремя заметил тень внизу и вжался в простенок у колонны. Шаги внизу стали отчётливей, и на ступенях возник Дэвид Хейфец. Он сразу заметил Тэйтона и направился прямо к нему, однако, подойдя вплотную, долго молчал.
Молчание прервал Тэйтон.
— Ты был прав, Дэвид. Не нужно было этого затевать. Я был просто идиотом.
Врач не стал утешать приятеля.
— В истории человечества глупость имеет самые древние традиции, Арчи, а ты всегда был консерватором. Впрочем, дураком я бы тебя не назвал, — примирительно заметил он. — Но количество глупостей, совершаемых рассудочно, боюсь, намного превышает число глупостей, творимых по глупости.
— Да, я сглупил и ещё как… Мне просто казалось…
— На моей бывшей родине в таких случаях советуют осенять себя крестным знаменьем.
— Всё шутишь?
— Дурацкий колпак мозгов не портит. А сглупить каждый может. Просто ты усугубляешь свои проблемы. Но, — Хейфец задумчиво почесал переносицу, — если проблему можно решить деньгами, это не проблема, это расходы. Истинная проблема деньгами не решается. И зовётся иначе — от драмы до трагедии.
Тэйтон вздохнул.
— И что?
Но Хейфец не ответил. Воцарилось долгое молчание. Потом Тэйтон снова заговорил.
— Я думал было поговорить с Карвахалем…
— И что сказать?
— В этом-то и вопрос, — Тэйтон тяжело вздохнул.
Снова повисло молчание. Его прервал Хейфец.
— Идеальный выход из положения настолько невероятен, что и говорить о нём глупо. Но ты можешь поговорить с ней. Не может же она не понимать…
— И что? Я никогда её не отпущу. А раз так, что за смысл в разговорах? — Тэйтон вздохнул. — Но почему, подчинившись голосу дурной страсти на час, ты обречён платить за него годами скорби… — Он склонил голову. — Впрочем, кому я лгу? Какая страсть? Тёмная безмозглая дурь. Но я люблю её и не отпущу, Дэйв. Никогда не отпущу. Как бы дико и чудовищно это не звучало. Я понимаю, что она дорога Карвахалю, но… Постой, но что ты… ты что-то сказал…