– Думаю, теперь стало все ясно, – произнес, облегченно вздохнув, Паркинсон. Я тоже испытывал облегчение, такое сильное, что говорить о нем было неловко. – Эти болтуны никак не смогут утверждать, будто ботинок сошел с обрыва сам по себе. Надеюсь, теперь смолкнет брань в адрес бедняги, продолжавшаяся в течение двух недель. И Лал вскоре уедет. Она покончила с ролью безутешной вдовы, и пребывание убийцей по небрежности оказалось не таким уж развлекательным; поэтому теперь она femme fatal [2], женщина, перед которой не могут устоять мужчины. Что ж, пусть играет эту роль в Испании. Там она подойдет ей больше.
Говорил он с неоправданной грубостью, и я внезапно увидел еще один аспект данного дела. Лал была как раз из тех женщин, изображающих жену Потифара. Я согласился с Паркинсоном, что чем скорее он избавится от нее, тем лучше.
Однако Филпоттс продолжал колебаться до шестнадцатого дня со времени находки машины. Тогда мы получили то, что представлялось последним звеном в цепи доказательств. Полицейские явились к Паркинсону примерно в сто сороковой раз и сообщили, что в миле от Черного Джека на берег выброшен труп. Он сильно изуродован, но его сложение соответствует комплекции исчезнувшего человека. Действие приливов и отливов в то штормовое время и бесконечное биение тела о камни придали ему такой ужасный вид, какой я только видел на поле боя. Все решили, что показывать его Лал нельзя. Обычные методы опознания применять было невозможно. Исследовать зубы, хотя эксперт сказал, что у покойного, очевидно, были вставные, мы не могли, они исчезли изо рта. Собственно, и большая часть рта отсутствовала. Лицо представляло собой жуткое зрелище, расплывшиеся черты были распухшими, гнилыми. В настоящее время, увы, нельзя идентифицировать лицо по черепу, хотя со временем, надеюсь, такой метод появится. А обычные родинки, по которым можно безошибочно опознать человека, были так повреждены долгим пребыванием в бурном море, что просто не существовали. Одной ступни не было, ее оторвало воздействием воды, череп был проломлен, как определил полицейский врач, после смерти. Причиной этого вполне могли стать камни. Или труп прибило к бакену.
– Насколько нам известно, это может быть кто угодно, – произнес Паркинсон. – Правда, уцелевшая ступня примерно того же размера, что у Рубинштейна, но таким образом человека не опознать.
Вода сорвала с утопленника одежду, вероятность, что ее выбросит на берег, была ничтожной, и, основываясь на этой совершенно неудовлетворительной физической улике, местный коронер, Уолпол, совещался с семерыми присяжными, стараясь установить личность покойного и причину его смерти. О том, что век чудес миновал, говорят много, но чего, кроме чуда, ждал этот коронер от своих семи местных присяжных, не представляю.