Выходя, Бетси хотела хлопнуть дверью, но не стала. Спустившись на лифте, она пересекла вестибюль и вышла на тротуар, не замечая спешащих по своим делам пешеходов.
Лишь часом позже Бетси поняла, что, сама того не замечая, идет в направлении центра города. Она находилась на Пятой авеню перед собором Святого Патрика. Поколебавшись, Бетси взошла по ступенькам и уже через несколько секунд опустилась на колени в молчаливой молитве. «Мне так страшно. Пожалуйста, помоги мне». Только эти слова и пронеслись у нее в голове.
Отбор присяжных занял пять дней. От многих перспективных кандидатов пришлось отказаться, потому что они не могли посвятить процессу от трех до пяти недель своего времени. Другие сообщили судье, что у них уже сложилось мнение относительно виновности или невиновности Бетси; большинство, под впечатлением от освещения истории в средствах массовой информации, склонялись к тому, что она виновна. В конце концов четырнадцать человек – семь мужчин и семь женщин – заявили, что, хотя и читали о деле, смогут начать с самого начала, без какого-либо предубеждения, и по справедливости отнестись к обеим сторонам. Судья объяснил, что отберут четырнадцать присяжных, а потом, перед началом процесса, двоих, выбранных наугад, переведут в запасные.
Было утро вторника, 8.50, и до начала процесса оставалось совсем немного времени. После смерти доктора Эдварда Гранта прошло восемнадцать месяцев. Дилейни сидела с другими репортерами в первом ряду, зарезервированном для прессы. Свое место уже заняла судебная стенографистка. Дверь открылась, и в зал – с высоко поднятой головой в сопровождении трех адвокатов – вошла обвиняемая, Бетси Грант. Главный обвинитель Элиот Холмс, ветеран с двадцатилетним стажем, уже восседал за своим столом.
Дилейни видела Бетси Грант в новостных выпусках и на фотографиях в Интернете, но теперь с удивлением обнаружила, что сорокатрехлетняя подсудимая выглядит даже моложе, чем ей представлялось. На Бетси был темно-синий костюм с голубым жакетом, а из украшений – узкий жемчужный чокер[3] и в пару к нему жемчужные сережки. По слухам, Роберт Мейнард советовал подзащитной одеваться консервативно и особенно предупреждал не демонстрировать перстень с бриллиантовым солитером за сорок тысяч долларов. Вполне достаточно, говорил он, простого золотого кольца, ношение которого ясно и недвусмысленно заявляло бы присяжным: я была любима мужем и глубоко скорблю по нем.
Дилейни перевела взгляд на седовласого Роберта Мейнарда. Для своих семидесяти пяти он держался очень даже неплохо отчасти благодаря военной выправке, проступавшей в его осанке, даже когда он сидел. Помощникам ветерана было, наверное, по тридцать с небольшим. Свободных мест на скамьях для зрителей не осталось – дело получило широкую, с оттенком скандальности огласку и привлекло внимание публики. В противоположных концах зала расположились два представителя службы шерифа.