— Хорошая она женщина, — еле слышно буркнул Дайг, когда со сцены полились первые звуки, извлекаемые из разных инструментов пятеркой музыкантов.
Спутницы воина рядом с ним не оказалось, видимо, ускользнула вместе с Зилией.
Инквар неопределенно хмыкнул, не желая спрашивать, на что именно хотел намекнуть этими словами лучник. Да и зачем? Бывают дни, когда судьба сама берет нити пути в свои руки, и помешать ей невозможно. Вот и сегодня, похоже, как раз такой день, и если честно, ничего менять Инквару пока не хотелось.
На сцену плавно, как по воде, выплыла стайка нарядных женщин в одинаковых изумрудно-зеленых шалях, щедро затканных серебряными цветами и расшитых жемчугом. Хористки встали полукругом, и вперед шагнула Тамилья.
Инквар невольно подался вперед рассмотреть очаровавшую его красавицу и почти сразу понял, что он не одинок в этом порыве. Над рядами зрителей словно ветерок пронесся, и не только мужчины, но и женщины жадно уставились на платье и прическу солистки. Искусник тоже осмотрел замысловатое сооружение, увенчанное диадемой и украшенное височными подвесками, и вынужден был признать, что лавочница постаралась на славу, певица выглядела внушительно и торжественно, как баронесса.
И хотя ничто не может испортить совершенную красоту, сам он постарался бы подчеркнуть естественную прелесть и блеск ее темных локонов, а не усыпать их горстями камней.
— Это жена Динера, — тихо доложил Дайг. — Но старые жители об этом обычно помалкивают. Она очень не любит, когда кто-то пытается через нее подобраться поближе к командиру.
— А утром ты это сказать не мог?
— Побоялся, что ты не захочешь работать цирюльником.
— Как любопытно, — еле слышно прошипел Инквар.
— Всем было интересно, — загадочно усмехнулся лучник, — как ты справишься и какие выводы сделаешь.
— Мне пора дать тебе по шее или сначала все же объяснишь зачем?
— Не здесь, — отказался Дайг и показал взглядом вниз, где притихший зал с восторгом внимал пению красавицы.
Вслушался и Инквар, почти сразу став почитателем своеобразного пения Тамильи, хотя до конца песни так и смог окончательно решить, сильный у нее голос или нет. У него просто не было для этого возможности, женщина не пыталась удивить слушателей ни роскошными руладами, ни богатством оттенков мелодичного голоса, пела негромко и незатейливо, так, как нежные матери поют колыбельные любимым чадам.
Через некоторое время Инквару стало казаться, что Тамилья поет только для него одного, и не просто поет, а делится с ним своими мыслями, бедами и радостями, находками и потерями. Давно известная искуснику старинная песня о девушке, не дождавшейся жениха из похода, оказалась вдруг совсем незнакомой, полной острого, рвущего душу горя и безысходности. Многие слушательницы к концу баллады откровенно всхлипывали и сморкались в платочки, молодые мужья и женихи крепче и нежнее обнимали плечи своих возлюбленных, а старшие прятали хмурые взгляды и сильнее стискивали зубы.