Когда я вошел в кафе, за компьютерами сидело человек двадцать. Ни у одного из них не было бороды. Никто не выглядел подозрительно. Но один мужчина привлек мое внимание, хотя я не мог объяснить почему. Я не узнал его, но внутренний голос подсказывал мне приглядеться к нему повнимательнее. И хотя я понимал, что одних подозрений недостаточно для того, чтобы делать выводы, но за долгие годы Шин Бет научил меня доверять интуиции.
Мы считали, что кто бы ни был этот человек в интернет-кафе, он наверняка опасен. Только люди, пользующиеся огромным доверием, могли общаться с лидерами ХАМАС в Дамаске. И мы надеялись, что он приведет нас к неуловимой, теневой элите, которая фактически правила ХАМАС. Шин Бет многим показывали фотографии этого человека, но никто не узнавал его. Я стал сомневаться в своем чутье.
Спустя несколько недель я занялся продажей своего дома и ждал потенциальных покупателей. Пришло несколько человек, но мне ни с кем не удалось договориться. После обеда, когда я уже закрыл двери и собирался уходить, мне позвонил человек и спросил, можно ли посмотреть дом. Я, правда, очень устал, но все же велел ему подъезжать. Я вернулся в дом, а через несколько минут появился он.
Это был тот самый мужчина из интернет-кафе. Он сказал, что его зовут Азиз Кайед. Он был чисто выбрит и выглядел как человек, имеющий достойную профессию. Было видно, что он хорошо образован. Азиз рассказал, что работает в очень известной и престижной организации — уважаемом Центре исследований ислама Аль-Бирак. Он больше не казался той зацепкой, которую мы искали. Но пока я не стал делиться своим открытием с Шин Бет, чтобы не запутать ситуацию еще сильнее.
Спустя некоторое время после моего знакомства с Кайедом мы с отцом совершили поездку по городам, деревням и лагерям беженцев на Западном берегу. В одном городе посмотреть на шейха Хасана Юсефа собралось более пятидесяти тысяч человек. Все они хотели прикоснуться к нему и послушать, что он скажет. Его по-прежнему любили всем сердцем.
В Наблусе, оплоте ХАМАС, мы встретились с верхушкой организации, и я выяснил, кто из них является членом совета Шуры — маленькой группы из семи мужчин, принимающих решения относительно вопросов стратегии и повседневной жизни движения. Как и мой отец, они принадлежали к числу старейших лидеров ХАМАС, но не были организаторами, которых мы искали.
После всех этих лет я не мог поверить, что контроль над ХАМАС каким-то образом ускользнул в неизвестные руки. Если я, родившийся и выросший в сердце движения, не имел понятия, кто дергает за ниточки, то кто же мог знать?