– А сколько тебе было лет, когда ты переспала с парнем в первый раз? – спросила Одреанна, когда мы вышли на крепкий не по сезону мороз.
– Девятнадцать.
– ЧТО?
Скажи я «тридцать один», она бы отреагировала так же.
– Я знаю, знаю… я хотела дождаться настоящей любви.
– И что?
– Настоящая любовь пришла. Поздно.
Это была низкая ложь: настоящая любовь действительно пришла, но много, много позже. А в девятнадцать лет я просто выбрала парня, которого не любила, но который казался мне подходящим для этого дела. Не время, решила я, рассказывать эту историю сестренке с хрупким, как стекло, эго.
– А сколько у тебя было, кроме Флориана?
– Не ХВАТИТ ли вопросов?
Я покосилась на нее. Ей было искренне любопытно. Какова же моя ответственность, спросила я себя, в качестве старшей сестры, которую подруги считают «продвинутой»?
– Не так много, – соврала я. «Я начала поздновато, но потом свое наверстала» – такой ответ не показался мне подходящим.
– А правда, что это круче, когда любишь?
– Никакой связи. – Я подумала о Максиме, с которым провела жаркую и физически как нельзя более удовлетворительную ночь, потом вспомнила объятия Флориана и его тело, медленно двигавшееся на моем. – Правда, никакой связи, – повторила я.
Несколько минут мы шли молча.
– А что ты делаешь, когда тебе очень больно?
Пью водку и трахаюсь с незнакомцами?
– Я хожу к психотерапевту, – ответила я.
– Правда?
– Ну да… – Я повернулась к ней. – Не говори об этом папе, ладно? Ты же знаешь, что он думает о психотерапевтах и обо всех…
– Я знаю! Он и так спекся, оттого что мама ходит к психотерапевту каждую неделю.
– Твоя мама ходит к психотерапевту?
– Да. У нее тревожность. Она еще и лекарства принимает.
Я всегда удивлялась, узнав, что люди, практически ничего не делающие, страдают тревожностью. Что, собственно, могло мешать жить Жозиане? Слишком много денег? Слишком много комфорта? Слишком много свободного времени? Скорее всего.
«Черт, до чего же сложная штука жизнь», – подумала я и не сразу поняла, что произнесла это вслух.
– Бог мой, ты совершенно права! – воскликнула Одреанна, когда я открывала дверь подъезда. – Ты совершенно, совершенно права.
Ее, казалось, странным образом утешила эта констатация: сложна не она, сложна жизнь.
Я услышала знакомый голос, еще не успев войти в квартиру. Я открыла дверь: он был там, сидел в кресле в гостиной напротив Никола с большим стаканом скотча в руке.
– Папа?
– Мать твою за ногу… девочки мои… скажите мне кто-нибудь, что я натворил, за что обеим моим дочкам разом не повезло в любви?
Никола на диване расхохотался, а мы с Одреанной в дверях хором прошипели сквозь зубы: «Па-па-а-ааа!..» одним и тем же униженным и уязвленным тоном. Ну чисто две девчонки, снова подумала я. И пожалуй, была недалека от истины.