Однажды он пришёл с воздушными шарами. Их было с полмешка, а я постелила постель и открыла этому типу, в халате, на голое тело. Он позвонил, а я знаю, зачем приходят мужчины к одиноким женщинам. Я сказала в телефон, что не могу без подарков, и он принёс эти шары. Сел на пол и стал их надувать – полмешка – вы можете себе представить, сколько это времени – и я стояла, как дура, перед ним, в одном халате, и меня била нервная дрожь.
Он надул шары и ушёл. Я хотела, чтобы последнее слово осталось за мной, хоть он и молчал весь вечер. Я хотела крикнуть ему, что он кретин, что он не мужчина, что я не хочу видеть в своей квартире даже его ноги, но тогда в первый раз у меня не хватило сил всё это сделать.
И я забывала его. Я его и не помнила. Мне было двадцать пять, и каждый вечер я имела от мужчины нормальный подарок. Духи «Клима» большая редкость, я это знаю не хуже вас, и что было делать, если два курсанта из лётного училища ухлопали на них свои стипендии? Я потушила свет – Боже, как мне было стыдно! – я потушила свет и оставила их у себя до утра. Они были славные ребята и взяли себе в голову, что так может продолжаться каждый вечер, но так часто никому не дают стипендию, я им ясно дала это понять, и они навсегда пропали. Но этот тип… От него я не имела ни копейки, одни хлопоты, хотя он и жутко на меня тратился. Вы спросите: что это значит? Чушь собачья, но, видит Бог, мне было приятно так, что мочку уха сводило судорогой. Только ему, этому дьяволу, могло прийти в голову ославить меня на весь город, а я чувствовала себя королевой…
Всю жизнь я мечтала, чтобы мне под окном пели серенады и как-то, запив челкарской водой нечаянную ласку этого последнего негодяя, я случайно обмолвилась ему об этом. Кто мог знать, что из этого выйдет? Я не могла знать. И вы не могли. Никто не мог этого знать, и город услышал серенаду. Ещё накануне он сказал: Сима, надень красивое платье наутро, и чтобы обязательно – белая шляпа. Он так и сказал: Сима, на тебе должна быть белая шляпа, на тебя будет смотреть весь Актюбинск. Ха! – ответила я ему и выпила ещё стакан минеральной. Я тогда была дура и не могла понимать, где он шутит, а где до этого далеко. Ночью в квартале дрожали стёкла, а это чудовище выло мне серенаду.
Как мне потом рассказывала двоюродная сестра из пригорода, там были слова и про любовь, но в тот момент мне было как-то не до текстов. Рафик Бездович выпрыгнул в окно – он не мог понять сразу, к чему вся эта хохма. Рафик Бездович ходил ко мне раз в неделю, и каждый раз платил двести рублей за свою лысину и жирное тело. (Рафик Бездович долго уговаривал меня, его доводы были убедительны, а я – слабая женщина, я открыла ему дверь, свет сделала слабый-слабый, закрыла глаза, чтобы как-то не закричать и не выпереть его прежде, чем мы с ним до конца рассчитаемся).