Улеб промолчал. Сердце болело и от грядущей разлуки – возможно, очень длительной, – и от того, что солнце греческого бога совершенно заслонило для Горяны весь остальной белый свет. Но сейчас его больше волновало, что он скажет своему князю по прибытии домой.
Но вот купеческие корабли ушли, Ута вытерла слезы разлуки с сыном. Мысли Эльги и послов уже устремлялись к дальнейшим шагам.
Первые дни прошли довольно тихо. Семь дней после крещения, пока не смыто с тела освященное миро, Эльга каждый день посещала богослужения в ближайшем женском монастыре, но из Города новостей не поступало.
Подошла суббота, когда Эльге предстояло ехать на службу не куда-нибудь, а в Святую Софию. Наутро она ждала, сидя на «верхней крыше», откуда и увидела не без радости, как во двор во главе вестиаритов входит этериарх Савва Торгер. Она встретила его, спустившись в триклиний; ему и его приближенным предложили передохнуть и выпить прохладной мурсы после поездки по жаркому солнцу.
– Я не вижу здесь тех бойких молодых людей, приближенных твоего сына, – заметил Савва, оглядываясь с кубком в руке. – Они не желают меня видеть, или это правда, что я слышал, – они уехали?
– Ты слышал правду, – многозначительно кивнула Эльга. – Они уехали.
– Неужели остались недовольны приемом?
– Моему сыну не было передано даже медного фоллиса. Мы не могли понять это иначе как оскорбление.
– Если тебя это утешит, могу сказать: василевс и синклит тоже остались недовольны тем днем после Рождества Богоматери.
– Вот как? – выразительно изумилась Эльга. – По-моему, если они остались недовольны моими дарами, то жадность их величиной со все Греческое море!
– Нет, дарами они остались весьма довольны. Но сама посуди: для вас открыли Магнавру, вытерли пыль с золотых львов и павлинов, показали вам Трон Соломона, принесли из Пентапиргия золотой стол и посуду! Я даже не помню, когда все это в последний раз покидало хранилище!
– А я, вместо того чтобы ходить разинув рот, а потом только кивать и кланяться, от изумления забыв собственное имя, посмела с ними спорить и требовать чего-то большего, чем лицезрение их богатств? Они думали, я соглашусь на все, пришлю им моих собственных отроков – воевать с сарацинами, лишь за то, что мне показали золотой стол и посуду и дали послушать, как рожки дудят за занавеской?
При виде разгневанной Эльги Савва не сдержал смеха и отступил на несколько шагов, подняв над головой левую руку в знак предложения мира:
– Похоже, что так. И теперь вам придется немного подождать, прежде чем царский совет решит, как быть с вами дальше. Как я понял, их уж слишком поразило, что ты почти с порога захотела сразу всего…