Золотое дерево возле трона, справа от нее, тоже наполнилось жизнью: само-то дерево с ярко блестящими зеленой эмалью листочками стояло на месте, но на ветвях его вертелись туда-сюда и пели золотые птицы с рубиновыми и смарагдовыми глазками. Свистели, щебетали, пищали… Эльга не могла разобрать, есть ли какой лад в их свисте: у нее шумело в ушах, кровь гудела в голове.
В это время у входа в палату тоже кто-то зашевелился. Вошли какие-то люди, Эльга мельком оглянулась, и ей стало чуть легче. Появился дворцовый управитель, а за ним несли ее собственные дары, привезенные для василевсов.
Что подарить – об этом в Киеве спорили чуть ли не всю зиму. Чего такого поднести грекам, чего у них нет? В прежние годы послы Олега и Ингвара дарили меха и челядь: именно то, чего грекам и нужно от русов. И теперь, глядя, как шествие вступает в палату под рычание золотых львов и свист золотых птиц, Эльга приободрилась и даже легонько улыбнулась: ее задумка себя оправдала.
За служителями следовали ровно двадцать пар: отрок и девица, все от четырнадцати до семнадцати лет, приглядные собой. Их набрали из числа всех племен и родов, подвластных Киеву: от уличей на юге до чудинов на севере. Каждый был одет в наилучшие одежды по своему обычаю, украшен начищенной бронзой и медью, и каждый нес по полусорочку дорогого меха: девушки – соболей или куниц, парни – бобров и лис. Судя по напряженным лицам и застывшим взглядам, они тоже стиснули зубы и старались хотя бы переставлять ноги, не падая. Позвякивание бронзовых подвесок на их гривнах, поясах и обручьях если не заглушало пения золотых птиц, то все же пробивалось сквозь него. И Эльга перевела дух: при виде даров, воплощавших многолюдство и богатство подвластных ей земель, она даже в этой сияющей золотом и мармаросом палате ощутила себя не жалкой испуганной дикаркой, а почетной гостьей, способной порадовать хозяев.
– Велика земля Русская, – сказала она, указывая на челядь, выстроившуюся вдоль палаты, – обильна племенами и народами, зверем в лесах, рыбой в реках, всяким житом на полях. От себя и сына моего Святослава, от иных светлых князей и бояр, под рукой нашей сущих, приношу я дары христолюбивым василевсам Константину и Роману, а также августе Елене и невестке ее Феофано, а также их багрянородным детям.
Константин улыбнулся, уже не таясь, и даже кивнул ей со своего золотого трона: ему с высоты еще лучше открывалось это и впрямь красочное зрелище.
– Василевс Константин благодарит Эльгу Росену за эти прекрасные дары от своего имени и от имени своей августейшей семьи, – поклонился ей логофет дрома. – Теперь же прошу твою светлость проследовать для отдыха.