Мистина шумно выдохнул. Будучи человеком выдержанным, он очень редко орал на женщин и быстро отходил.
– Какого беса тебе вздумалось гулять вдвоем с этим козлом? Чего такого особенного он мог тебе показать, чего у других нет, йотуна мать? Не могу поверить, что ты так забылась… Уронить честь своего рода и руси ради какого-то сморчка…
От вида его гневно раздутых ноздрей Эльгу все сильнее разбирал смех: не из боязни за честь руси он так рассвирепел. Она смеялась, зажимая себе рот обеими руками, чтобы не перебудить всех; не зная, как понимать этот смех, Мистина сбросил мафорий с ее головы прямо на пол, обнял ее и прижал к себе так сильно, что она охнула.
– Я никому не позволю… – прорычал он, прижавшись лицом к ее лбу. – Я убью любого, кто вздумает к тебе подкатывать!
– Я знаю! – Эльга немного отстранилась и приставила кончики пальцев к его груди – к тому месту, где без следа зажил небольшой порез на коже. – Одного такого ты уже убил! У меня на глазах!
– И другого убью! Сколько их ни будет! Ты – наша удача, и мы ни с кем не станем тебя делить!
– Я ваша, ваша! – подавляя смех, Эльга боднула Мистину в грудь, понимая: на самом деле он хочет сказать «ты моя» и не смеет. – Пусти! Куда я могу от вас деться, если я…
Она не знала, как это выразить. Почему-то этой ночью, в далеком Греческом царстве, среди непривычно теплой и бесснежной зимы, она с особенной силой ощутила, как всем существом, тысячей нитей связана с далекой державой руси на берегах Днепра, Ловати, Волхова. Там, где в эту пору лежат синие снега, горят костры, пляшут ряженые в шкурах, и сам он, Мистина, в ночь солоноворота входит в ее гридницу, одетый Велесом… Томило сожаление, что она сейчас не там.
Сняв с себя обязанности княгини и старшей жрицы, поклявшись в верности иному богу, она все же оставалась сердцем Руси и так же не могла уйти от нее, так сердце не может выйти из тела. Что тому причиной? Кровь Вещего, его неукротимый дух, стремящийся вперед и вверх, на земле, на море и в небе? Всегда имеющий щит наготове и только ищущий, куда бы приколотить.
Но именно поэтому никто из мужчин больше владеть ею не может. Вместе с собой она неизбежно отдала бы Русь, а у Руси уже есть князь. И Мистина, имея к ней куда более, чем у других, личное чувство, лишь выразил мнение всей дружины. Ты – наша…
Утомленная поездкой и всеми переживаниями, не имея больше сил для борьбы, Эльга прислонилась к мраморной стене, подняла лицо и закрыла глаза. Горячие губы жадно прильнули к ее рту. Змей, обвивший ее крепкими кольцами, жаждал убедиться, что его права на нее никем не отняты.