В общем, Хобот не соврал. Озеро Зыбун было не слишком большим, но и не маленьким. Как-никак подросло за десятилетия. Все живое растет, вот и оно росло. Дышало кислородом, глодало себе потихоньку берега и разрасталось. Специальные службы его барьерами огородили, — в этих барьерах оно и колобродило. Но с виду было обычное — вода как вода. Хотя… Было все-таки отличие. Если приглядеться — заметишь. Озеро не искрилось и не блестело под солнцем. Знаете, бывают такие блестки-чешуйки, от которых слезы текут. А тут ничего подобного не было. Пепельная такая водица. Все равно как при пасмурном небе. Только вот закавыка — туч-то на небе не было! И даже облаков не наблюдалось! Совсем-совсем. Солнце, значит, сияло во всю ивановскую, а вода не блестела.
— Пришли, — почему-то шепотом произнес Кайман, и это тоже было странно, поскольку утробный голосок Каймана раньше прочих стал ломаться, превращаясь в нечто взрослое и басовитое. Шептать он в принципе не умел, а тут, видимо, напрягся.
Мы стояли на берегу и глазели на озеро, о котором нам рассказывал накануне Хобот. И ведь странно он про это озеро вспоминал! Начал даже не с озера, не с истории загрязнения планеты, а с Марка Твена. Был такой в старину писатель — про парнишку Тома Сойера что-то разудалое писал — о приключениях, поисках золота, о пещерах. Но Хобот поведал нам совсем про иную книгу, которой Марк Твен как раз не успел написать. Только в черновиках что-то такое набросал. Вроде как там знаменитый американец хотел преподнести все тех же своих главных героев — Тома Сойера, Гекльберри Финна и Бэкки Тетчер, правда, уже основательно постаревших, спустя много-много лет. Типа, сидят они уже старенькие да седые на берегу реки Миссисипи и сокрушаются. Жизнь, мол, прошла, годы убежали, а ничего хорошего люди не построили, какого-то там светлого будущего так и не создали. А ведь об этом мечтали, к этому вроде шли, и что в итоге?
Грустно как-то это все Хобот озвучивал. И главное, не очень понятно — к чему? А потом вдруг с реки Миссисипи учитель на это озеро перескочил. Начал рассказывать и увлекся… Вот и я смотрел сейчас на озерную гладь и силился понять, что же именно Хобот имел в виду. Мысли жуками елозили в голове, от них было неприятно и щекотно. Даже температура у меня, наверное, поднялась на градус-полтора. Но к каким-либо определенным выводам я так и не пришел. Озеро было как озеро, и даже каких-то особых барьеров вокруг него я не разглядел. Торчали какие-то ветхие штакетины на противоположном берегу, и все. Ни тебе стен, ни тебе простеньких заборов. Да и растительность по всему побережью была самой обыкновенной: сосны да березы, трава да песок с камнями. Дальний берег более низменный — весь в полянах и кочках, на нашем, окаймленные зарослями шиповника, красовались внушительные скалы.