— Водитель! — заорали с площадки. — Билеты! Передайте там!
По рукам от дверей поползла катушка, которую живо впихнули в кассу, как рожок в автомат.
— Вы сколько кидали? — спросил у Виктора какой-то мужчина в шляпе.
— Один!
Виктору тут же оторвали и сунули в руки красный билет. Виктор посмотрел номер: нет, счастливым он не был. Народ шумно рассредоточился по длине автобуса с непременным "Не стойте у дверей, пройдите! — Я сейчас схожу!", и в салоне оказалось еще довольно просторно. На задней площадке у его кресла стояла компания двадцатилетних битников, ну очень веселая; не успели они доехать до Почты, а компания уже затянула — "Мы дети города, горожане..."
— Что вы там поете? — гаркнула вожатая из динамиков. — Другим ехать мешаете!
— Подождите! — крикнул один из них, парень, постриженный под горшок и чем-то напоминавший молодого Высоцкого. — А вот мы сейчас спросим у поколения, прошедшего войну и трудные послевоенные годы. Извините, — и он обратился к Виктору, — вы не могли бы сказать, мешаем мы вам этим вокальным произведением или не мешаем?
— Лично мне — нет, — пожал плечами Виктор. — Это же Ада Якушева. Если негромко, какой вопрос.
— Вот! — просиял парень. — Товарищ водитель, поколение, прошедшие войну, тоже любит песни Ады Якушевой с радиостанции "Юность"! Давайте же в честь этого дадим что-нибудь тихое, душевное — "Вечер бродит по лесным дорожкам, ты ведь тоже любишь вечера..."
Мощный трехсотсильный дизель урчал где-то под полом, как у "Икаруса", и запросто разгонял длинную, похожую на сарай машину; водитель лихо проходил повороты, так, что стоящие пассажиры крепко хватаясь за хромированные поручни, раскачивались из стороны в сторону, как на палубе корабля в свежий ветер. Они быстро проскочили Мало-Мининскую и вырвались на простор между Бежицей и Брянском. Пожелтевшая и побуревшая деснянская пойма показалась Виктору лысоватой; обширные луга лишь кое где оживляли заросли кустарника возле стариц, да вдалеке виднелся массив леса у Болвы. Мост с чугунным ограждением и массивные металлические столбы фонарей с литыми узорами наверху вызывали ностальгию.
За Первомайкой автобус с размаху нырнул в облетевшие сады Городища. Вереница ярких, разноцветных домов выстроилась за аккуратными деревянными палисадниками. Желтые, голубые, красно-коричневые и салатовые избы, среди которых изредка попадались дореволюционные кирпичные, выкрашенные в белый цвет с красными наличниками. Виктора удивило это разноцветье, столь непохожее на памятный ему неброский вид частного сектора шестидесятых; он внезапно догадался, что дома красят за счет коммунальных служб, для улучшения их сохранности, но смысл столь щедрого поступка оставался для него неясен. На будущем Чашином Кургане Виктор увидел, что неказистое здание Благовещенской церкви восстанавливают, и дорога все так же делает дугу вокруг нее, и это тоже было непонятным для этих экономичных шестидесятых. Был в этом какой-то странный, неведомый Виктору расчет. Но какой?