Ромка толкнул Василя в бок — смотри, мол, в оба — и пополз по канавке к «штабу», прижавшись к земле, позабыв о своей новой рубашке.
Василь продолжал следить за всадником. Вот он приблизился, и мальчик чуть не ахнул: это был тот самый жандармский начальник, которому они вчера на дверь наклеили прокламацию.
Из лесу донёсся дружный смех. Жандарм круто осадил коня и, перебросив поводья в левую руку, правой принялся крутить ус.
В лесу загремело «ура». Всадник перехватил поводья правой рукой, напружился, готовясь пустить коня рысью, и в тот же миг перед ним выросли дружинники. Сильные руки стащили жандарма с коня, отобрали оружие.
— Завяжите ему глаза, чтобы он наши личности не заприметил! — приказал Ефим Петрович.
Жандарм от ярости лишился было языка, потом лицо его налилось злой кровью, и он стал оглушительно ругаться.
— Просим извиненьица за беспокойство, ваше благородие, — сказал Ефим Петрович. — Придётся вам сегодня тоже бастовать. День такой.
Дружинники скрутили ему руки и повели в кустарник.
Ромка вернулся на передний край.
…Маёвка продолжалась. Играла гармошка, и под неё лихо отплясывали русскую. В другом конце под гитару пели песни.
А потом снова выступали ораторы с речами о революции, о свободе, о счастье для всех людей.
Кусты орешника были расцвечены флажками. Посреди поляны у знамени стоял Ромкин отец.
Молодой парень, сидевший на пеньке, растянул гармонь, прижался к ней щекой, и все запели:
Пасмурных буден кинем заботы,
Звук позабудем наших цепей,
Каторгу жизни, тяжесть работы,
Праздник майский встретим дружней
Не успели допеть песню, как на поляну примчались Ромка и Василь.
— Казаки! Казаки на конях!
— Рассыпаться по лесу! — приказал дядя Ефим.
Замолкла гармонь. Оборвалась песня. Дружинники унесли знамя. Рабочие побежали в глубь леса.
Ломая кусты и сучья, казаки пробирались на поляну.
Ромка бежал и чувствовал позади себя тяжёлое дыхание. Вот грубая рука схватила его за плечо. Ромка сорвал с себя красный бант и сунул за пазуху.
— А ну-ка, щенок, давай сюда!
Казак отпустил плечо, но резкая боль обожгла Ромкино лицо. Он упал.
— Ах ты гад! — закричал кто-то нерабочих. — Нагайкой бить!
Рабочий помог Ромке встать, другие оттеснили казака, и все вместе побежали в лес.
Казаки рыскали по лесу. В густом кустарнике они увидели странную фигуру: у человека в жандармской форме были завязаны глаза, руки скручены за спиной, сабля и револьвер болтались на шее. Странная фигура не решалась двинуться с места, видимо боясь наткнуться на дерево. На неё нельзя было смотреть без смеха.
Это был пленный жандарм, отпущенный рабочими на свободу.